Часть III. ИУДОКОЗЛЫ
Гимн подлости
Пятый съезд Международного Сообщества Писательских Союзов избрал Председателем МСПС Юрия Васильевича Бондарева, освободив от этих обязанностей С. В. Михалкова.
Автор трех гимнов, коньюктурно переписанных, поднял милицейский отряд и захватил контору. Юрий Васильевич Бондарев защищал Сталинград, а Сергей Владимирович Михалков — в боях за кресло!
Слава, слава герою!..
А публицист Бушин Владимир Сергеевич, защищая Михалкова Сергея Владимировича, почти тёзку, нападает на солдат — Бондарева и Карпова, Исаева и Викулова, но не шибко. Виляет…
И тут еще — Госсекретарь США Кондолиза Райс шухер навела в Москве на наших кремлевцев и погрозила в сторону Белоруссии розовою тапочкою.
Пропали мы. Пропали. И Арсений Ларионов от нас и от народа скрывается: Ленину подражает…
Странный сон
Помню, переступив порог кабинета Сергея Владимировича Михалкова, я неожиданно столкнулся с очень волевой и очень нервной бабушкой, хотя вид её — моложавый и даже спортивный: пятнистые ягуаристые шаровары и майка-безрукавка. Между бездетных грудей — красные буквы, зело похожие на атакующих боевиков — ЦК ВЛКСМ!.. Лань перестройщиков. Кондолиза Райс.
Говорят, штаны бабушке подарил Басаев в эпоху их деятельности в комсомоле, а майку-безрукавку подарили нынешние попы, мелькающие вокруг истерзанных православных церквей, куда русские люди несут жалкие честные гроши, молясь Иисусу Христу. Попы — вчерашние безбожники, проходимцы, инструкторы и завы отделов пропаганды и редакторы комсомольских газет и журналов. Православный поп, батюшка не полезет в чужой огород и кресло.
— Вы кто?
— Сорокин Валентин Васильевич, заместитель Михалкова, а вы кто?
— Я помощник классика, считай — сам классик тут, понял?
Старуха подвигнула и подтянула на моей шее галстук. Я сдрейфил. Но за её исчезновением вырос Арсений Ларионов:
— Валь, не подходи близко к столу Сергея Владимировича. Не прикасайся к его креслу, не шевели телефонную трубку. А на его портреты, развешанные по комнатам, коридорам и туалетам, гляди — сколько хошь, покудова не утомишь око!.. Бабка Люда ведёт фото и звукозаписи из штанов, в штанах у неё спрятан американский механизм отслеживания, береги Владимирыча, как мы оберегаем!.. На его образе — пылинки быть не должно, ясно? —
Через год, примерно, на работу бабушка Люда, опираясь на благородный костыль Михалкова, затянула Сергея Владимировича, нерасфасованная дева!..
— З-зы-зы-здравствуй Валя! Кы-ка, как дела у тебя наши?
— Да здравствует баснописец Михалков!.. Дела идут отлично!..
— К-кого ты сильнее любишь, Валя, Сталина или Ларионова, ну?
— А Вы, Сергей Владимирович?
— К-колеблюсь, Валя к-колеблюсь. П-пожалуй, еще С-сталина, но?..
В кабинет ворвался ветер с гор Кавказа. Это старуха комсомолистая влетела на якуаристых парусах басаевских шаровар: — Хватит!.. Вставайте и убирайтесь вон!.. — Бабушка сверкнула лисьими замечательными зубками и ласково вытолкнула классика домой. Дом его — рядом. Оно дома МСПС и окно квартиры классика, не отрываясь, любуются друг другом…
Возможно многолетнее уважение окон сих друг к другу и заставило Сергея Владимировича Михалкова побороться за старинную усадьбу? Оттяпать её, отнять у писателей СНГ, ведь Председатель Исполкома Международного Сообщества Писательских Союзов Сергей Владимирович Михалков не одинокий юный воин. Ему в уши звенит жизнь — спешит 93-ий год, и за его плечами рвутся в сражении — отбирать, приватизировать, проматывать — борцы за равенство и братство, лирические чанкайшисты, в обнимку с милицейскими автоматчиками и прокурорами с Красной Пресни… Не стыдно?
Ларионов мешает. Исполком МСПС не покоряется Михалкову. не впустил классика и его зубрёжников. Чанкайшисты начали лбами стучать в двери. Им завидуя, восемь часов пролежал классик в иностранном джиппе-пе-пе с юной женою, наслаждаясь звоном пустых голов… Взломились. Нацелили стволы. И заликовали. А лирические тайваньцы на ладошках унесли в машине классика, сухого и лёгкого, и его супругу, напоминающую внешне необхватную, но весьма обаятельную хозяйку дорожного кафе “Выпей и поешь”…
Когда дым рассеялся — московские тайваньцы стояли на коленях на месте михалковского автомобиля и сыпали на свои израненные башки драконью чешую: Господи, откуда взялась из-под автомобиля звериная перхоть?!.. Я спросил у Ларионова: — Где девятьсот тысяч долларов? Михалков скорбит о них! — Ларионов грустно ответил: — Ищи их у Пулатова и у Михалкова. А я в то время в МСПС не работал. — М-да-да-а…
Проданный красавец — Дом на Поварской теми руководителями МСПС и ещё кое-кем… Разберёмся… Красавец-Дом наш, писательский, предан, продан и вычеркнуть из обихода. Я же, самый краткий сотрудник МСПС, всего-то, за два с половиной года, с Михалковым встречался в конторе раза четыре, но разговор он держал только о Сталине, Ларионове и Римме Казаковой: Иосифа Виссарионовича и Арсения Васильевича хвалил, а Римму поносил, экий мудрец!.. Теперь скликает, чёрт знает с кем, разномастные исполкомы и съезды, увольняет гоев, во главе с Ларионовым, звонит, не сам, конечно, даёт телеграммы и указания по областям, республикам, странам СНГ, в писательские организации, а потом — отказывается, шутит дедок лукавый…
Приказал выселить Римму Казакову — свалил на Ларионова и нас. Уволил моего друга Бориса Шереметьева — валит на коллектив. Замучились мы с классиком, баснопевцем виртуозным! Пора, давно пора, я призывал к этому и призываю с 1991 года, пора сформировать комиссию, малую, в пять или в семь человек: писателя, юриста, следователя, финансиста — и документально проинформировать куда и кто, когда и что, ну, дома творчества, ну, гаражи, ну, детские ясли, ну, больницы, ну, землю, ну, деньги, ну, литфонды, кто и куда захапали, кем заполнены нынешние остатки писательских зданий, пора, да вот Сергей Владимирович занят иными чаяниями, дворянин, не челяди нищей ему, автору трижды перекроенного и подмалёванного гимна: не удивлюсь — если подмалюет ещё! Мы, секретари, не сомневаемся.
США и Запад неотступно прощупывают линии раздела и уничтожения нашей истерзанной России: почему бы не подредактировать четырежды, когда от России останется, допустим, лишь Московская область или святая Сергиево-Посадская Лавра, где комсомольские лже-попы опробуют старо-новый текст гимна антихристовыми голосами?! Да, сказанное мною — не быль, а страшный сон. Наш законный съезд избрал Председателем МСПС Ю. В. Бондарева.
Где бесстрашные воины, — Иван Акулов и Борис Можаев, Фёдор Абрамов и Валентин Пикуль? Где Константин Воробьёв и Александр Яшин? Но не единственный ныне с нами — Юрий Бондарев, русский витязь! Мы благодарим Бога, что с Бондаревым мы рядом. Я был с ним рядом — когда, не отмыв руки от безвинной крови павших у Дома Советов, палачи пытались его взять, пленить и замести подлые следы. Но истину, как молитву, не уничтожить!
Прав мой бессмертный друг, Пётр Проскурин, вздохнув на берегу Оки у Сергея Есенина в гостях: “Валя, Валя, движутся тучи предателей, тучи, и укоротить их — требуются дивизии Матросовых!”.. А где они, где? Лгуны и хапуги организуют писательскую “Ассоциацию”, заполняя ее тысячами и тысячами новоиспеченных авторов, случайных и блатных, отсовывая настоящих, талантливых и совестливых, дабы купаться в приватизированных “Домах творчества” и “Литфондах”, высасывая из нас кровь. Комсомольские попы-лжецы и бандиты, отобравшие у народа фабрики и заводы, — единоликие христопродавцы, изменники нашей мученической России!
Но — достаточно горя!
Но — достаточно слёз!
Но — достаточно предательств!
Сейчас я процитирую стихи не Павла Васильева, расстрелянного Ягодо-Бериевскими палачами, не Бориса Корнилова, убитого ими, не Ручьёва и не Поделкова, швырнутых на Колыму и на Певек, ровесников Сергея Михалкова нет, я процитирую, не ручаясь за точность слов, процитирую Михалкова, дивясь: неужели, как газеты пишут, принадлежит подобное циничное холопство Герою Соцтруда Михалкову? Клевещут на Деда Мороза:
Сегодня праздник у ребят,
Ликует пионеря,
Сегодня в гости к ним пришёл
Лаврентий Палыч Берия!
Не могу согласиться — не Михалков это: но если Михалков — склонимся перед безымянными могилами безвинно расстрелянных вчера и сегодня, склонимся и громко объявим:
Трусость изворотлива!
Предательство долгосрочно!
Но правда седее горя!
Правда — звёздный оклик Вселенной!
Явь?.. Нет. Сон, Страшный сон!
Девяностодвухлетний Михалков — главный виновник склок и раскола: не он руководил МСПС, не он, а перестроечная старуха, одетая в басаевские штаны. За ней — неугомонные сопредседатели Михалкова, “знаменитые шолоховоды”, отрывшие в сопках ИМЛИ рукописи “Тихого Дона”, но не передавшие их детям и внукам гения, а богато сколымившие на них…
Жаль молодых поэтов, жаль мне их, я так им желал независимого духа, свободы и счастья в призвании, так я нёс дружбу с ними, эх, эх!.. А хитрейшие и подлейшие литобжоры, хапуги бездарные, не пощадили молодости и вдохновенной устремлённости моих дорогих подопечных.
Подопечных — я же намного старше их. Потому, ещё любя их, не хочу и не могу назвать имена их. Пусть назовёт кто-то, но не я! Начинать нужно было Михалкову и семидесятичетырехлетним “членам-корреспондентам” с откровения, а не с захвата кабинетов… И не вовлекать, не втаскивать, не всовывать талантливых молодых поэтов и публицистов в собственную гнусную авантюру! Этим “членам-корреспондентам” Бог не дал призвания — вот и зависть испакостила их нрав. А молодых, подпавших под ядовитую пургу изуверов, я, вникая в их ошибку, не имею права не жалеть.
Неужели мы, русские, не в состоянии обойтись без склок, заварух и негодяйства? Громим живых и мёртвых лишаем покоя. Случайно ли обмолвился Сергей Есенин, теснимый в петлю мерзавцами?
Что это? Как это? Куда мы бежим?
Сколько здесь нас в живых осталось?
От горящих деревень льющий лапами в небо дым
Расстилает по земле наш позор и усталость.
У нас нет ни одного настоящего издательства, нет ни одного настоящего журнала. У нас нет ни одного настоящего писательского Союза. И не будет, пока не освободимся мы от склон и распрей!..
Последний диалог с Михалковым Сергеем Владимировичем у меня был такой:
— Мменя оччень любил Сталин и Хрущёв, Брежнев и Андропов, Черненко и Горбачёв, Ельцин и П-пу-пу… Валя, а тебя как зовут, Николаем?..
— Владимир Владимирович к Вам нежно относится. А зовут меня Романом Абрамовичем! Я Вас глубоко уважаю, хотя я и англичанин!..
— Челси? — подскочил, сияя, баснописец и добавил: — М-моло-о-одец! А имя Ларионова я выч-че-еркну из гимна вобче, б-бабы, Рома, об-бе, жмут!..
А Кондолизу Райс нам есть за что корить:
Приехала и так дала кремлевцам прикурить,
Фуфло,
еще и пригрозила им при этом,
Ах до сих пор сидят они, трясясь, по туалетам!
Ну а министр, простите, обороны
Со страху потерял пистоль, галошу и патроны.
Одна ее не подпустила близко,
Зампредгосдумы, героиня Слиска.
Мадам умчалася и нет бы замолчать, —
Взялась на Белоруссию стучать
Передними и задними зубами
Средь латышей!..
А Кремль кишит рабами.
Итог:
Тоска у крыс — им снится кровь и драка
Не в Минске, так в Москве, вплоть до Ирака!
А мы, попугаи: “Слабый пол!” “Слабый пол!”
Во те — и слабый пол!.. Рыба гниёт с головы, а Россия — с Кремля!.. То Шарон едет в Кремль поздороваться братски с Горбачёвыми и Ельцинами, с Путиными и Фрадковыми, то лютый враг русского народа, знаменитый ненавистник СССР Киссенджер чай распивает на экране с нашими лидерами, поджавшими лисьи пушистые и вонючие хвосты перед ним: масоном мировым и сионистом перворазрядным, поссорившим нас со всеми арабскими народами, когда-то встречавшими нас братски, семейно!..
Когда государство трепещет в погибельном развале — трепещет и душа у народов её. Даже у каждого гражданина её — душа трепещет, выбирая тропинку к истине и спасению. А Киссенджеры уходят с экрана, чтобы на экране разнагишался развратник и проститутка, вор и пьяница, убийца и бомж. Сатанизм и сатанисты — хозяева русского экрана, русской культуры и русской надежды на светлое завтра.
Союзы Писателей возглавили проходимцу и бездари. Мы устали от их них афёр, махинаций, распродаж и холуйств. Советская власть иногда хоть отоваривала их от себя, а перестроечная горбачёвщина — сама такая же, пакостная, надувательская и цэрэушная. Среди иуд Горбачёв — бессмертный Иуда. Иуда, награждённый проклятием, пригвождённый Иуда!
Федот, да не тот
“… мы сейчас совершаем этот библейский путь через пустыню из рабства в свободу.”
Э. Радзинский
Ожидая Сергея Владимировича Михалкова — в кабинете его собрались известнейшие писатели: Юрий Бондарев, сопредседатель МСПС, члены исполкома МСПС, рабочие секретари и консультанты, известная поэтесса Людмила Шипахина, прекрасный поэт Олег Шестинский, руководитель Союза писателей Санкт-Петербурга Иван Сабило, Валерий Ганичев, председатель СП России, Егор Исаев, наш вдохновенный трибун, руководитель Московской городской писательской организации Владимир Гусев, да и мы, Арсений Ларионов, Шавкат Ниязи, Ринат Мухамадиев, Владимир Фомичев, я и другие, не лыком шиты: за каждым из нас — годы и годы работы, организационной и творческой, перед кем уж нам шибко заискивать-то? Должность не призвание.
Перебивая друг друга, делились новостями и заботами, радостями и горестями жизни, которую прорабы перестройки нафаршировали нищетою и неуютом, грабежами и убийствами, ложью и предательством. Но вдруг смех и вздохи замерли. Гремя дверьми и шаркая рыночным портфелем, в центре михалковского кабинета вырос, взбеленный и пылающий дудаевским гневом, Феликс Кузнецов, сопровождаемый помощницей Михалкова, старухой.
— Ти-и-х-х-о-о! — скомандовал гость. Рука, левая, тяжело потряхивала портфель, с верблюжий горб величиною, а правая — взлетала и падала, взлетала и падала, как у Льва Троцкого на краснофлаговых подмостках в 1918 году при арестах, конфискациях и расстрелах… Валерий Николаевич, председатель СП России, насторожился и длинно, по журавлиной схеме, вытянул шею. А железный Феликс Феодосьевич, широко расставив обе лидерские ноги, сипел, переполненный до горлышка страстями:
— Л-ларионов, геть, геть, геть! — И опять: — Ти-и-х-х-о-о! — И далее, еще скандальнее: — Я член!.. Я член!.. Я член-корреспондент!.. Я первый зам Сергея Владимировича Михалкова, ти-и-и-х-х-х-хо-хо-хо!.. — Рубанул по воздуху оккупационною ладонью, ковшеобразной и чуткой к монетизации…
Никто, конечно, не оробел. А я, простофиля русофильская, поймал его бронтейно-гангнусовский взгляд и громко продекламировал:
— Перед русским поэтом ты — никто! — ..
Железный Феликс дернулся и, запунцовев, прицикнул: — Ма-альчиш-шка! —… сделав три весьма нервных приседания на ковре, Феликс Эдмундович Кузнецов яростно, в две пятерни, высоко вскинул над собою верблюжий мешок, горбатый академический портфель, и так треснул им об михалковский стол, что половина крышки стола отломилась, а из разорванной пасти багажника выскочило, на четвереньках, человекообразное существо и, внюхиваясь в обстановку, визжа и оборачиваясь на нас, исчезло в тревожной мгле.
— Что, кто это? — шепнул мне в ухо замечательный поэт Евгений Антошкин.
— Не угадал? Да это литературный враг члена-корреспондента. Зачем затолкнул его в сумку Феликс? — запечалился лирик Андрей Облог. Но в общую тоску нашу вмешался зарубежный журналист, вызванный кем-то из Тамбова или Израиля, гражданин РФ и Таиланда, Давид Иванович Стручик: — Мужики, нет, но Славик Шустер это, не Славик, это, я не сомневаюсь, — крупный исторический сказатель Радзинский: по визгу определять надо, по визгу!.. Счастлив, едет на базар в Париж книгами торговать, здоровкаться с президентами: Шираком и Путиным. Звездный русский талантище!..
Голоса:
— Неужели у коренных народов России истинные творцы перевелись?
— Да кому они, истинные-то, нужны, Швыдкому?..
— А почему они, оба, оказались в мешке у Дзержинского?
— А Феликс Феодосьевич, простите, Эдмундович, с Валерием Николаевичем Ганичевым гигантскую ассоциацию создают — от Пекина через Армавир на Бухенвальд и Даллас, Всемирный Соборцэдээловских патриотов, ЦДЭЛ же они приватизировали, ай нет?.. И Россию приватизируют. У них — Кобзон, Немцов, Явлинский, Пелевин, Вознесенский, Кох и Гангнус, русские националисты, казаки семиреченские!..
— Ганичев тут ни при чем! У Ганичева “сикхи на плантациях” трудятся, профсоюзный комитет у них свой. Ганичев плюралист, защитник православного русского народа, первый зам Патриарха!.. Архимандрит. Коммунист.
— Не коммунист, а собиратель борцов за правое дело!
— Да, два сапога, пара! Кузнецов и Ганичев — борцы за мешок!.. s возражал голос из толпы, нахлынувшей в кабинеты и в коридоры за Михалковым Сергеем Владимировичем, явившимся снимать с должностей нас, начиная с Ларионова и кончая слесарем-сантехником. Вот и шумела в МСПС публика ранее им отстраненных, уволенных, сокращенных, а теперь привлеченных на помощь — оттяпать у писателей СНГ и России особенно — Дом Ростовых, изображая заседание Исполкома МСПС. Публика — рабы мафии, гастарбайтеры!
— Зачем Феликс Эдмундович засунул в мешок Радзинского?
— Не засовывал он Радзинского. Честные писатели покинули сборище Михалкова, а Кузнецов рассчитывал на победу, на их победу, победу Михалкова, Ганичева и Дзержинского, а получился театр! — Верно подметил Володя Личутин — в МСПС сплошные масоны. Поднялись и ушли, масоны. Но уже во дворе какой-то ученик Михалкова острил:
— Личутин Вовка видел сон:
Сидят в МСПС масоны,
А он, поскольку не масон,
Со страху наложил в кальсоны,
Итог:
Большой талант и не масон,
А вот остался без кальсон.
Самого же Сергея Владимировича держали спереди и сзади приглашённые им крепостные, безграмотные вопя: “Слава Арсению Михалкову и Феликсу Ганичеву!”. “Нет Абрааму Сорокину и Федоту Кузнецову!”.. “Слава нам, детям и внукам председателя МСПС!”. “Да здравствуют ЧЕЛСИ и ЛДПР!”.
Но бразды власти Михалков, прикарманя, утерял, как в Республике Киргизия Аскар Акаев… Началась массовая паника и массовый стресс руководителей писательских Союзов. Басаевская бабка оранжевый платок взреяла.
— Зачем ты влёпался в такую грязь? — спросил я Валерия Ганичева.
— А я ничего, я ничегошеньки, я заместитель Патриарха, я православный! — и захлопнул передо мною дверь в михалковский зал… Старый ослушник.
Единственная веточка, соединяющая нас по странам СНГ с родными русскими литераторами — и та захвачена штурмовиками Михалкова, Кузнецова и Ганичева, захвачена, дабы завтра приватизировать, поделить и захапать. Жаль, не фабриканты и не заводчики сии магнаты: может — они отказались бы или не заметили бы Дом МСПС, Дом Ростовых, давясь прибылями с производства, с собственных предприятий, жаль.
Я не приватизировал даже воробья, хотя он несколько лет чирикает и кормится мною из форточки. И слава Богу. Но Кузнецов и Ганичев, случайные в литературе люди, давешние комсомольские вожаки, по разбойному свисту девяностодвухлетнего Михалкова, изумительного баснописца и гимняка, шутника хулиганистого, обожаемого во Вселенной, готовы у брата выхватить ключ от комнаты и торгануть ею. Мало нахапали?
Никто не имеет права судить верующего. Даже вчерашнего атеиста, а сегодняшнего богомола мы судить не имеем права, если человек искренне склоняется перед Христом. но эти?.. Идеологические вожаки, встречавшие в штыки молитву, вывозившие иконы из церквей и соборов, — теперь вновь поучают нас: как нам держаться среди родного народа, народа, измученного их дедами и отцами, политбюровстрвующей бандой!..
Славик Шустер, Огрызко, кричит: “Мы не печатали Валентина Сорокина три года. Мы вывели его из редколлегии. Я наказал его!”. Господи, да моя поэма “Бессмертный маршал” о Г.К. Жукове была запрещена политбюровцами 13 лет, и что? А за поэму “Дмитрий Донской” Сергея Викулова таскали Беляев и Зимянин по коридорам ЦК КПСС, но я ведь не завидую Огрызке, я даже Радзинскому не завидую. А завидую я — терпению своему.
И завидую русскому Иисусу Христу — Сергею Есенину:
В грозы, в бури,
В житейскую стынь,
При тяжелых утратах
И когда тебе грустно,
Казаться улыбчивым и простым —
Самое высшее в мире искусство.
С чего бы, с каких забот, с каких обид Славе Огрызко лезть в грязь, накопленную Михалковым и его закадычными сопортнёрами по эластичному посещению министерских и президентских кабинетов, грязь и обман, позор и горе — для МСПС? Почему у Огрызко звериная ненависть ко мне, открыто презирающему жульё? И с чего это я буду ползать перед начальством?!
И в 92 внезапен Михалков:
На Дом Ростовых он швырнул 100 гимнюков,
Все с автоматами, весьма крутой народец,
И он — при костыле, фельдмаршал, полководец!..
Башками в дверь долбят захватчики, а он не возражает,
Ну, вроде пьян, иль ЕБНу подражает:
Влез с дамой в “мерседес” и нежно дышит,
А, может, новый гимн в соавторстве с ней пишет?
Мы бегаем по этажам, нам не до смеха,
Они ж обнюхались и оба ждут успеха.
Лбы трескаются у бойцов, а он не замечает,
Мы по мобильнику ему звоним — не отвечает:
Неколебим, поскольку энта баба,
Чуть подзадорь — повалит баобаба!..
За штурмом наблюдают и лежат,
То хрюкают маненько, то визжат.
Объявит Буш, что Клязьма — заграница,
Вот ихний гимн как раз и пригодится.
Итог:
Зачем на быть обширней аж Европы?
Нам хватит Яузы…
И дяди Стёпы!..
Я, содрогаясь душою, наблюдаю — как на чужом несчастье иные писаки строят своё благополучие. Строят свою известность. Строят свой псевдоавторитет. Подует праведный ветер — сметёт их помётную хитрость. Честная жизнь и честное слово — единая судьба!
Оранжевая простынь
«Америка готова помочь белорусской оппозиции».
Кондолиза Райс
Да, в иностранном джип-пе-пе лежали Сергей Владимирович Михалков, автор трижды перемалеванного гимна, и его массивная супруга, юная, лет сорока, похожая, как я сообщал уже, на необхватную, но обаятельную хозяйку дорожного кафе “Выпей и поешь”… Семь часов с лихвою пролежали они, слушая, как барабанят пустыми лбами в двери Дома Ростовых крупные молодые лирики и публицисты, назначенные литначальниками в МСПС Михалковым, отвергнутым от председательства Исполкома МСПС пятым законным съездом.
Съезд избрал Бондарева Юрия Васильевича. Вот и протестная чета, бунтуя, лежала, полёживала, подрёмывала в автосервисе на колесах, а лирики и публицисты, молодые, не запачканные склоками и хамством, ребяты, ого-го и я те дам, опускались на четвереньки и грохали по дубовым дверям более дубовыми лбами. Иногда промахивались — ударяли лоб об лоб, но крепились, крякая и не унывая. Их подбадривала басаевоштанная бабуля, ретивая и дурноватая помощница, опекунша, тошная руководительница, теневая, тошного руководителя МСПС. Бабушка вздымала оранжевую тряпку, платок, или даже простынь, символизируя данным фактом непременную победу в сражении.
— Бабушка, что у тебя за простынь? — нечаянно схохмил я.
— Не простынь, а демократический флаг! — отрезала старуха.
— Да ты же вчера в ЦК ВЛКСМ целовала красное знамя?
— Мало ли меня кто целовал! — уровняла себя с идеей бабушка и взвила, при взлете на куриные цыпочки, оранжевую замызганную тряпку еще выше, взвила, распростерла и, вздувшись под кожаной курткой, запела:
“И Ленин, такой молодой,
И юный Октябрь впереди!”
Все мы, строители пятилеток, ударники соцтруда и кремлевские политбюровцы, перепутали красное знамя с оранжевой простынею, а нищих безработных. прозванных бомжами, — с олигархами. Ведь даже я, мартеновец, чистосердечно признаюсь Михалкову Сергею Владимировичу: — Я Роман Абрамович, губернатор Чукотки, так неужели Кузнецов и Ганичев рядовые солдаты КПСС, а не прорабы и глашатаи перестройки?!..
Михалков, почуяв заказ своего председательства МСПС, кинул сотню автоматчиков на Дом Ростовых. А за автоматчиками — стукачей, выросших на свистках Стёпы-гаишника, они и, онаркоманенные верностью к классику, в щепки разнесли двери и пороги нескольких кабинетов, включая и кабинет Михалкова, исторический уголок Дома Ростовых. Омузеяли дядю Стёпу…
Мог ли представить подобный погром Александр Александрович Фадеев?
Мог ли представить подобный разгул Константин Александрович Федин?
Мог ли представить подобный бардак Георгий Мокеич Марков?
А Вы, глубокоуважаемый Сергей Владимирович, более семи часов наблюдали вместе с моложавою супругою, лёжа в ди-пе-пе, восхищаясь разбоем поклонников Вашего милицейского творчества. Я высоко ценю Ваши басни. Но мог ли Иван Андреевич Крылов запустить в Дом Ростовых бригаду хулиганов?
Да, Сергей Владимирович Михалков и Вячеслав Огрызко называют моё возмущение злобным, идиотским и пр., и т. д. Предлагают нам примириться с подлостью. Сергей Владимирович даже собирается водрузить самого себя в председатели Исполкома МСПС опять. Ну и ну!.. Пятый законный съезд МСПС избрал председателем Юрия Васильевича Бондарева, а Михалкову мерещится — избрали его: не пора ли угомониться? Ведь мудрый же человечище!..
Сергей Владимирович Михалков — с открытым забралом на врага идет: разоблачает денежные и хозяйственные махинации, строчит иски к Ларионову и разным адвокатам и фирмам. Молодец! На девяносто третьем году ни хрена не унывает: верит в победу, когда его самого поджимают. А где же он, борец и страдалец, находился раньше? Когда он председательствовал, “нечестивцы” воровством занимались? Ведь — сто автоматчиков у него под рукою: нажал кнопку — взвели курки!.. Ягода или Берия пошлют чекиста за врагом народа тут же за шиворот привёдет, а здесь, у Сергея Владимировича сотня, да не без оружия, нет, с новенькими, сверкающими автоматами, а проку нет!..
Избрали Бондарева? Сволочи! Да и Бондарев — странный. Сергей Владимирович разрешает ему согласиться к нему в сопредседатели, а Юрий Васильевич кочевряжится. Зазнался. С чего бы? Нет у него “Дяди Стёпы” и трёх перемалованных гимнов нет. Ну избран пятым съездом в председатели МСПС, зачем? Михалков же есть. И у Михалкова — сто автоматчиков и подражатели. Это — Кузнецов и Ганичев боком, боком, крестясь и улыбаясь, от разогретых погромщиков, коллег своих азартных, боком, боком — и в сторонку, на переговоры, а девяностодвухлетний Михалков — Евпатий Коловрат!..
Обижается на меня, мол, семью его я поддеваю. Да ежели Сергей Владимирович находился в джи-пе-пе не с женою, а, допустим, с имтимною куклою, любовницею, эмвэдэшницею кокетливою, лежали они, скажем, во время штурма Дома Ростовых, горячо дыша ноздрёю в ноздрю, так я еще глубже зауважаю Сергея Владимировича: басни — баснями, а баба — бабой! Пушкин никогда не путал лирику с халтурой. А гаишник и таксист — разные величины…
И Арсений Ларионов избегает дружеских отношений с чиновниками. Ну и мудро ли поступает? У Сергея Владимировича кругом кореша: в Госдуме, в МВД, в ФСБ, в Совмине, в Кремле! Зря, конечно, его степанчики и стёпушкинцы раскурочивают пороги и двери в Доме Ростовых, зря, но иначе как же он, Михалков, герой соцтруда, взойдёт на престол в МСПС?..
Да, горя в России много. Но и веселья хватает. Вон как на экранах и в жизни издеваются над русским народом и соседними народами обожравшиеся нашей нищетою олигархи и экранные хохмачи?
Танцует долго стая обезьян —
У них какой-то праздник затяжной:
Аж с дерева на землю Петросян
Спускается с мохнатою женой!..
Трагическими глазами Сергея Есенина смотрит на меня Александр Фадеев.
В синюю русскую набежь удаляется интеллигент, Константин Федин.
Хватаясь за сердце, перед бэтээрами Ельцина ушел Георгий Марков.
Мы не сироты, мы помним их. Мы не предадим их. Мы благодарим их. Ну, а — а Вы, Сергей Владимирович?.. Кто Вы, Сергей Владимирович?..
Заочно и очно я уважаю Ваш могучий возраст. Очень люблю многие Ваши басни, равные крыловским. Но я не завидую Вашей судьбе: каждого — своя и неповторимая судьба. Не осуждаю и не вникаю в мир Вашей семьи. Будь я Вами, может быть — и я лежал бы со своею замечательною женою в джи-пе-пе и с восхищением, как Вы, наблюдал бы за автоматчиками, курирующими погром Дома Ростовых. Чем чёрт не шутит, когда Бог спит?
Но выгоднее и культурнее сейчас — не штурм, а комиссия, примерно:
Борис Леонов, председатель, публицист, критик,
Владимир Фомичев, заместитель, публицист, поэт,
Иван Савельев, член комиссии, поэт, публицист,
Александр Волобуев, член комиссии, поэт,
Юрий Баранов, член комиссии, поэт, публицист,
Владимир Личутин, член комиссии, прозаик, масоновед.
И — Александр Сегень, ответственный за работу комиссии перед МСПС, СП России и Московской городской писательской организацией. |Та комиссия, изучив пропитое, приватизированное, проданное, захапанное имущество наше писательское, — документально доложит нам, раскроет настоящую ситуацию. И мы начнём доподлинно решать — как нам одолеть графоманящих ордынцев.
Не штурм, а — показ. Не сплетня, а — документ. Не дурь, а — разум. Вот с чего и вот с кого начать-то давно бы пора!..
В комиссию могут предложить и дополнительные имена. В комиссию надо непременно специалистов — финансистов и юристов, но комиссия нам абсолютно необходима. Результаты работы комиссии оздоровят атмосферу. Комиссия докажет причину неуважения чиновников России к писателям коренных народов России, чудовищно проявившегося при формировании делегации для поездки в Париж на книжную ярмарку. Из сорока писателей — тридцать шесть евреи, как будто нет у нас ни Мустая Карима, башкира, ни Ювана Шесталова, манси, ни Владимира Санги, нивха, ни Ивана Савельева, русского!..
Всемирный русский собор осудил “русский фашизм”, призвал к борьбе с ним. Но где он, “русский фашизм”, в Париже на книжной ярмарке, В Освенциме “русский фашизм”? На Украине — в Донбассе, в Крыму “русский фашизм”. В отобранных, в хапнутых, в проданных, в разменянных на виллы и на доллары землях святых русских “русский фашизм”? Кремлевцы с воцарения на трон изменника Горбачева торгуют русскими территориями и русской судьбою, да, народом русским, твари и предатели, казнители русского быта и русской надежды. Мне не только стыдно за визжащего Радзинского, мне больно за президента Франции Ширака, перепуганно здоровкающегося с ним, и за Путина.
При Путине и при Шираке
Сей гений важно морщит лоб.
Итог:
Такой я видел у макаки,
Когда кусал её микроб.
Перед разгромом Дома Ростовых Сергеем Михалковым к нам заскочил Феликс Кузнецов и треснул в кабинете об стол толстенным портфелем: — Я член!.. Я член!.. Я член-корреспондент!.. — Помните? Из портфеля-мешка выскочило, визжа, человекообразное существо: некоторым показалось — Радзинский… Экая молва-штуковина!
А ныне, когда Михалков, по слухам, — в Мюнхене, а по другим, — в Москве обитается, мы с Юрием Васильевичем Бондаревым стоим во дворе, печальном и тихом, Дома Ростовых. Возле дверей — суровые автоматчики. Из форточки проломленного фадеевского кабинета глядит на нас узник или Арсений Ларионов, или какой иной заложник… В России погода — солнечнее бериевской.
Часовым, оказалось, — лижет сапоги четырехпалое существо, пассажир академического портфеля, домашний кот Владимира Личитина: он ловит в Доме Ростовых мышей и юрких масончиков, гурман. Тьфу, кришнаит переделкинский! А бабушка Басаиха выпрямилась под оранжевою простынею и ангинным голосишком мяунула собственный, заново перемалёванный гимн:
— Не нужен нам Маркс с бородой,
Свои интересней вожди:
Серёжа такой молодой
И НАТО у нас впереди!”..
Серебристые капели звонко падали с крыши. Ударяясь об асфальт, вспыхивали мелко и тут же угасали. За чугунными воротами жалко зябли собаки и бомжи.
А на Спасской башне задыхались от счастья толстые закормленные вороны:
“Монетизация!”
“Монетизация!”..
“Монетизация!”
Но их поправлял сидящий на шпиле голодный воробей: “Не монетизация, а бандитизация, бандитизация, бандитизация, Сальнопёрые бестии!”.. А за Мавзолеем, у Кремлёвской стены, стоял перед бюстом Иосифа Виссарионовича Сталина Владимир Сергеевич Бушин, длиннобородый и в модной островерхой шляпе.
Вея спецбородою, он наизусть читал вождю третий вариант михалковского гимна. А вождь послушал и, оказалось, осерчал: — Зачем, шут, толкаешь нос не в свою дыру? Помоги Бондареву в Москве Сталинград защитить!.. И не чирикай по газонам — воробей есть!.. — Красную площадь сковала тишина.
Воробей мгновенно перепархнул со шпиля на колоколенку высокой шляпы известного публициста и заважничал: “Чи-ик-чирик, Владимир Сергеевич!”.. “Чи-ик-чирик, Сергей Владимирович!”.. “Ка-кие тёзки, ка-кие тёзки!”.. Чи-ик-чирик!”.. “Чи-ик-чирик!”..
Я не могу назвать Бушина или Михалкова своими врагами: какие они мои враги? Все мы оказались, вместе, под шпионской шляпой Михаила Горбачёва и его приемников, растаскивающих и распродающих страну на четыре световых направления. Россия теперь похожа на осиротевшую дойную корову: уселись под ею животом ненасытные пузаны, уселись, раскрыли картавые рты, и так принялись дёргать за каждую титьку, так взялись сосать, покрякивая, бесплатное молоко, что — не оторвать их уже без плетки!..
Но Сергей Владимирович без коровьей титьки не останется, а Владимиру Сергеевичу Бушину — хватит полемической баланды.
Зверь убежал от него
Смрадного запаха и свинья боится.
Ли Сяо Дзин
Вместо того, чтобы создать комиссию, наделить правом ее на расследование — кто пропил, проторговал, приватизировал наше писательском имущество, правом — рассказать общественности, нас рассорили неугомонные литгаишники.
Под фамилией Татьяны Козловой в центральной прессе на меня было высыпано помойное ведро клеветы:
1. Я оттеснил какого-то ветерана и скандально захватил дачу, а ныне сдаю ее во Внуково в аренду. Как не стыдно? Мне, может, свозить публикатора к соседям, дабы показать им физиономию литгаишника?
2. Мне бесплатно подарили в Мытищах дачу? У меня там нет даже окурка. Я веду праздники поэзии в Мытищах лет десять. Премию им. Дмитрия Кедрина получили Петр Проскурин, Станислав Куняев, Александр Бобров, Юрий Кузнецов, Иван Голубинчий, Максим Замшев за талант, а не за бучу в литературе! А кто такая Татьяна Козлова? Завистница и бездарь.
3. Я получил квартиру в доме дипломатов, но ее отдали мультимиллионерше Кристине Онассис? Козлова пишет — Елене Онассис. Дом писательский, а не дипломатов. Мои соседи — В. Росляков, Н. Шундик, Б. Можаев, С. Поделков, А. Овчаренко видели: как вышвыривали мою библиотеку, кровати, столы и детские учебники профессиональные стукачи. Мои друзья, названные выше, защитили меня в КГБ и в ЦК КПСС. Их нет теперь среди нас, грешных, но я помню их и свято говорю о них. Свидетель — Ф. Кузнецов…
4. Премию Ленинского комсомола я получил за академиком Велиховым и Владимиром Чивилихиным, получил такой же диплом и такую же премию знаменитый сталевар СССР Иван Панфиловский. А что получил литгаишник?
Международную премию им. А. М. Шолохова я получил в один день с Патриархом всея Руси Алексеем II и народным художником Валентином Сидоровым. Почему же Татьяна Козлова её не получила?!..
5. Я, лакей, лижу Есину в институте, ректору, ботинки, и всем другим начальникам? Но почему бы перед публикацией не позвонить Есину, не спросить у коллектива?
6. Я гребу деньги от Ларионова, на ВЛК и в Бюро московских поэтов? Это просто маразм! Я получаю зарплату — горбом. Я без перерыва тружусь 53 года. Что? Я должен попросить за это прощения?
7. Мои книги издает Арсений Ларионов? Нет, не Арсений Ларионов, мой отцовский край, Урал мой седой платит. А гонорары, причитающиеся мне, идут разным Сергеям Владимировичам, но об этом позже… Я не виню Ларионова. Я помогаю издательству выжить. А мне часто помогают люди, совершенно не знакомые мне: “Биллы и дебилы”, “Крест поэта”, “Обида и боль”, “Отстаньте от нас” — их щедрая поддержка за мою русскую отвагу!
Книги “Тайна Поэта”, Лидии Сычевой, о моем творчестве, мои, “Голос любви”, “Три круга”, “Восхождение” — заслуга Сергея Алабжина, челябинского общественного деятеля, руководителя движения “Танкоград”, и забота Администрации края. За что же меня позорить?!
8. В августе 1970 года меня шесть часов допрашивали в КГБ по доносу в 45 страниц. Я чуть не вышиб раму, крикнув: “Здесь убили Павла Васильева и Наседкина, и до меня добрались!”… Потрясенные следователи тут же меня отпустили. Поэты, даже расстрелянные, побеждают живых стукачей!..
Из циничных плевков литгаишников в мой адрес можно составить пузатую заразную брошюру. Огрызко сжигает статьи и очерки обо мне, поступающие к нему от литераторов, где меня уважают и даже хвалят: Огрызко заболевает — часто начинает нырять в туалет…
Я прощаю недружелюбие, но не прощаю подлость и клевету завистникам.
Но: почему бы той же центральной прессе не рассказать русским людям — как и сколько лет меня травили и порочили за поэму “Бессмертный маршал” — о Г. К. Жукове?! А за поэму “Дмитрий Донской” артиста Вячеслава Кузнецова арестовали: он читал главы на открытии выставки работ Ильи Глазунова в Манеже. И арестовали.
Спроста ли известный поэт Владимир Пальчиков только что прислал мне свою новую книгу с надписью, взволновавшей меня до слёз?
Ох, уж эти рыцари тщеты!
Лавр им дай и нимб сообрази.
Все хотят быть первыми: а ты…
Ты — поэт последний на Руси.
Спасибо, Володя!
Благодарю тебя, брат!
Юрий Львович Прокушев письмом добрался до Генерального Секретаря КПСС Горбачева, защитив мою поэму “Бессмертный маршал”, о Г.К. Жукове от запрета тринадцатилетнего!.. Прокушев не побоялся дать мне оценку, которая ни днем, ни ночью не дает покоя поклонникам Бродского и Рейна, набрасывающимся на меня многие годы. Даже Михалков, будучи Председателем СП России, жаловался на меня и на поэму Зимянину, члену Политбюро ЦК КПСС. А Юрий Прокушев с трибун говорил: “Блистательным творцом этого чудесного художественного Мира в Слов стал выдающийся писатель современности Валентин Сорокин — несомненно, вершинный поэт нашего времени, под стать колокольне Ивана Великого.” Ну, пожалуйста, скажите, как такое выноситьлитгаишникам? Вот ведь — русский Сорокин, а не Бродский и Рейн у знаменитого Прокушева в чести? Безобразие.
Известнейший публицист Александр Байгушев вспоминает сегодня: “Мы навзрыд рыдали, слушая Сорокина. Триумф тогда у молодого, красивого, “фактурного” уральского казака, обладавшего прекрасными ораторскими способностями, как Владимир Маяковский, был у нас, в “русских клубах” бешеным.”
Я, русский поэт Валентин Сорокин, заявляю: “Меня, травили, на меня клеветали, меня провели через политический суд КПК при ЦК КПСС, меня снимали с должностей, опять назначали и снова травили, премировали и замалчивали, грозили, даже сбили с ног и на обеих руках моих — пальцы каблуками переломили, а я любил и люблю Россию! Служу России! Защищаю Россию! Пою Россию! Молюсь за Россию! За какие заслуги меня хвалить сионистам? За какие заслуги меня восславлять космополитам? И за что опекать меня кремлевцам?..»
Никто не приглашал Владимира Бушина стучать на меня. Один раз из-за его стукачества “Советская Россия” извинилась передо мной. Бушин не может удержаться от заглядывания в чужие портфели, в чужие кровати, в чужие души: он — рождённый стучать и мазать грязью честных писателей. Пытался сделаться прозаиком — получился очерковый кляузник. Пытался сделаться лириком — оформился в неудержимого подробнейшего стукача.
А Бог обласкал нас вполне
И я благодарен за это:
Тебе — бородища, а мне —
Нелегкая доля поэта.
Мы оба теперь на виду
И к Господу нету вопросов:
Я в мир со стихами иду
И ты…
Но с баулом доносов!..
На грядках повымерших сёл
Ты яйца в ладонях качаешь,
Московский бездарный козёл,
О свежей капустке скучаешь?
Всю жизнь ты, седой блудослов,
Бодаешься — с кем ни придётся,
Не зря от таких вот козлов
Лишь клок бороды остаётся.
Да, брешет и бороду чешет!..
Дрожащими пятернями схватил Медаль Шолоховского Лауреата из рук Арсения Ларионова, а ныне — хихикает над Арсением Ларионовым. Ведь даже пусть Ларионов и виноват, но ты, Бушин, хотя бы вздохни, прежде чем хихикать и старчески попукивать: имя же Ларионова-то и над твоей давно не мытой, запашистой бородищею, Маркс Карлович, веется. Давно.
Пятый законный съезд МСПС избрал своим председателем Юрия Васильевича Бондарева, а его первым заместителем — Арсения Ларионова, и мы надеемся, что вместе с ними восстановим прекрасный ритм и смысл нашей работы на содружество литератур и коренных народов на утерянных просторах СССР, взорванного яковлевско-горбачёвскими цэрэушниками.
Мы надеемся на совместную крылатую дорогу, отравленную михалковско-кузнецовско-ганичевской ненасытностью — приватизировать и жульничать! Я пятьдесят три года проработал на отчей земле, занимая различные должности и посты, никогда ни у кого их не выпрашивая, и что же? Может — мне извиниться перед приватизаторами?
Спасибо тебе, Иисус Христос, за моих мать и отца, родивших четырех дочерей и четырех сыновей. Братья мои погибли. Но за меня, за мою дерзкую верность России, за русскую судьбу мою безоглядную и девять Огрызок не хватит. Последний брат мой Анатолий погиб в карьере у меня на глазах. Мне шел девятый год. Старший сын мой Анатолий, в память о брате так названный, погиб, но мне уже было далеко за шестьдесят…
Плачу, но не каюсь:
Не каюсь и не сожалею — что такой русский!
Не меняю Россию — на США и Израиль!
Не сравниваю Бродского с Есениным!
Свято xраню уважение к народам — соседям нашим!
Не путаю Сталина с Хрущевым!
Горькую иву, склоненную, люблю. Люблю метель, тихо шелестящую. Ночь люблю, весеннюю, звездную, большеглазую. Люблю небо высокое и радугу — над головою!
Я верных жду, за мною нет погони:
Рабы
вздохнуть свободно не хотят,
И потому рассёдланные кони
Без нас в туман погибельный летят!
Как в песне той: “Эх вы, кони мои вороные, чёрны вороны, кони мои!”..
***
Как только завершился наш съезд, Ларионов тут же прекратил с нами встречи, телефонные контакты и вскоре лишил нас зарплаты. Газета под его властью, “Дом Ростовых”, превратилась в бешеную собаку. Лаяла на каждого прохожего и на все толпы сразу. Я одернул его легонько, не называя, в печати. И против меня он развернул сумасшедшую борьбу.
Из номера в номер по семь, по девять басен, наглых и оскорбительных до хамства, по приказу Ларионова выпускал на страницы Вяч. Орлов, агент Михалкова и Ларионова по сбору денег с арендаторов. Вскоре мы узнали, что ни в какие суды, ни в какие прокуратуры материалы на вооруженную банду Михалкова не поданы. Нас просто обманули, облапошили, используя наши имена и нашу работящую совесть. Стукачи и охмурялы.
Михалков и Ларионов, мы поняли, продавали строения вместе, но у них случился разлад. У них или у их близких. Началась атака Михалкова на Ларионова, Ларионова на Михалкова, а мы оказались заложниками их гнус ной воровской подлой сделки. Михалков ругал перед грызнёю Братнину, а Ларионов защищал Братнину. Теперь — Братнина, удивляет нас Ларионов, пропала из употребления и кинулась в объятия Михалкову. Маразм.
Но маразм и — держать за девяностолетнего гимнописца на этой серьёзной должности, Председателя МСПС. Кому-то, значит, выгодно и нужно?
Я допустил ошибку, согласившись к ним пойти, и я сразу же увидел беспредел склоки, неуважения, мата, воровских закулис, Финансовых таинств, холопства, ползания на четвереньках перед дядей Стёпой. Сейчас я успокаиваю себя тем, что я материл их всех на их же блатном жаргоне, швыряя им на стол ключи от кабинета. Стукачи, воры и пьянь.
Ларионов допивался до красноты пожарной машины, а Михалков нам рассказывал холуйские басни о Сталине. Эх, Россия, моя, Россия, неужели ты до такой крайности дожила, что эти подмётные упыри теперь — руководители писательских организаций? И поставить некого вместо них?
Разрушена Родина. Разрушено Правительство. Разрушен сам народ. И человек в народе испорчен бактериями главного яда — общей трусостью и нищетою, обрушенной на нас грабителями и предателями.
Самомнение Ларионова не имеет границ. И мы, я допускаю, можем все оказаться облапошенными, но нужны ли были нам всем автоматчики? И была ли необходимость у нас — вражда друг с другом? Я никогда не ссорился с Кузнецовым, не враждовал с Ганичевым — что же случилось?
Бондареву Юрию Васильевичу в правоте суд отказал. Так что же не поделили Михалков и Ларионов: флигель, подписи, печать круглую или ещё что-то, более существенное и более притягательное?..
Эх вы, кони мои вороные,
Черны вороны, кони мои!
2005