Валя, никогда не доверяй ему. У него есть хороший роман, «Лидина гарь», а больше он ничего не создаст. Он – выкрест: грязь, замурованная в его душе временем, обязательно скоро зафонтанирует.
Не доверяй ему. Держись от него подальше. Страшный тип. Из друзей делать врагов – его стукаческая профессия.
Эрнст Сафонов
Мне кажется, что по существу фамилия А.В. Ларионова – Азеф.
Владимир Фомичев
Статья Валентина Сорокина написана не в стиле, принятом в «Московском литераторе». Но мы решили, что авторитеный, заслуженный, многоопытный поэт, секретарь всех Союзов писателей, шеф ВЛК, председатель бюро поэтов МГО СП России и т.д. и т. д. имеет право на стилистику, избранную им самим. Мы ничего не стали «править».
Газета «Московский литератор»
Лесть выше зазнайства
Бессовестный и мухлеватый литраб как-то прохрипел: — Да, ты барон, но не обижай меня, согласись, ты ведь — Третье Солнышко! Пушкин — первое. Лев Толстой — второе, а ты — третье! Согласись, иначе я помру! —
Газета “Патриот” на страницах вкладки “Дом Ростовых” вот уже второй год разрешает “Борцам за правду” харкать в русских писателей и брехать, а занимаются этим “культурным мероприятием” два-три летнеудачника, науськанные “Третьим Солнышком”, Арсом Ларионтьевичем. Хотя Два Солнца — Пушкин и Толстой, не только в глаза не видели “Третьего Солнышка”, но, я думаю, если бы увидели, то переехали бы от ужаса из Москвы в морозную Вепсию… Арс Ларионтьевич — барон Вепсии. Титулованный ельцинистами.
Лицо командира неудачников — краснее астраханского помидора: ведь пьёт водку и пожирает закуски быстрее и громче, чем, допустим, оголодавший порос пожирает из корыта тёплые кухонные ошурки… И я не огорчился и не возмутился, когда он дал в газете “мою” статью, поймав её, якобы, в Интернете. Всовывая в статью собственные бражные мысли, он снабдил её оглушительным названием и светоносными афоризмами. Подтасовщик.
В дни скандала в МСПС я написал и напечатал в “Доме Ростовых” резкое мнение о случившемся. Но, узнав подробности о “страданиях и героизмах” барона из Вепсии, я запретил барону следующую мою “речь” публиковать. Но вепс — барон!.. Врёт, что получил письмо от читателя. Врёт, что взял её из Интернета. Нет, он взял её из своей доносной папки. Штатник…
Но, допустим, взял бы? А кто ему разрешил публиковать? Он кто, автор сего слова? Да, задача его ясна — вновь и вновь столкнуть лбами меня и Кузнецова, Бондарева и Ганичева, Гусева и Есина, А. Н. Жукова и других, ведь их, других-то, не перечислить: стольких он оболгал! Зазнался.
Владимир Фомичёв прав. Вепс Ларионтьевич, не вепс (вепсы добрые — родные нам люди), а самодельный басаевский баллон, и взрывается там, где творят нужное благородное дело русские литераторы вместе с коллегами из республики. Ложью, хамством, интригами Арс Ларионтьевич разрушает нас и наши государственные заботы. Выводит подлостью и лизоблюдством, коленопреклонениями народные авторитеты из державного обихода, позорит остальных — и песня, как говориться, спета!.. Дипломат фарисействующий.
На первых порах я защищал его. Но он опозорил меня, Фомичева, Ниязи, Мухамадиева, Машбаша, вынудил молодых поэтов и прозаиков огрубеть к нам. Разрушил Есенинский Комитет, праздник «Сияние России», взорвал Кедринскую Комиссию, исковеркал творческую дружбу с литераторами Приднестровья, разорвал контакты с СП России и Московской Городской Писательской организацией. Ныне мы заново, многие из нас, торим тропки к соседству и доброте. Действительно — жорклый свин все стадо оббздит.
За 18 месяцев доносный вкладыш «Дом Ростовых» в газете «Патриот» напечатал около 300 дебильных кляуз на честных русских писателей. Я долго прощал, но мое терпение кончилось. А газету «Патриот» мне жалко, угробит он ее. А мы ведь тянулись к ней! Гордились ею! Одна у нас она была!..
Я не успел еще распрямиться над могилой погибшего сына, а тут — опять черная беда: Арс Ларионтьевич срочно решил к стенке нас припереть!.. Не сам ли Берия помыкает выкрестом?.. Кому-то же он служит, лихой барончик.
Покоритель вершин
Он сделал шаг, и с первой же ноги
Попал в дерьмо — кругом враги, враги!..
И он, сражаясь по дороге всей,
Измазал их, а заодно — друзей.
Итог:
Теперь на пике взятых с боем круч
Он встал один, отважен и вонюч!
Слухи ползают, какая-то шпионка едва не лишила барона тайны бдить, но барон успел в нее дыхнуть — и та с водочного перегара опрокинулась в кабинете вверх тапочками. Теперь живет на Колыме и не высовывается даже в окошко. А телохранители барона, Пендюх Мурлов и Ахреней Отблох аж точат на интеллектуальную разведчицу зубы. Экие бобики! Хвосты галстуком.
Я не собираюсь аплодировать похмельному барону, героическому «борцу» за правду, влюбленному в склоки, раздоры и суды. Я тихо ему завидую. О, вот ельцинист, вот уж неистовый шахид эпохи перестройки. Поставив Брашнину, юристку, бдить во главе руководства МСПС вчера, барон предал ее сегодня. Неколебимый.
В начале девяностых годов прошлого века Ларионтьевич спровоцировал в СП России трехэтажный склочный скандал. Мы лишались на общественной трибуне самого отважного и самого народного писателя. За великое имя этого писателя Ларионтьевич и ныне прячет свою неугомонную помидористую физиономию… А я почти три года удерживаю одного известного художника от публикации алкогольных экспромтов барона, длинных обличительных тирад в адрес Ильи Глазунова и Василия Федорова, великих сынов России. Если их опубликовать — Земля вскрикнет!.. Но Арс высокотехнологичен, оборудован зело.
У Арса Ларионтьевича, по суровым наблюдениям шпионки, на брюхастом пупке привинчен лающий американский электропёс: включит — честные от барона бегут в четыре стороны, а негодяи нежно окружают полководца, мешая понять наивным авантюру пришельца из Вепсской Галлактики… Потому, наверное, и удерживает нас от гнева Гусев Владимир Иванович: — Василич, не шевели говно, ну, Арса Ларионтьевича, оно и не ароматит! — Вот и не шевелили…
Пахнет, даже, скажу прямо, не пахнет, а воняет и от Ахренея Отблоха, хотя Ахреней Отблох и печатается под псевдонимами. То «Третье Солнышко» перепутает с бутылкой самогонки, то сверкучее имя Дундича приватизирует.
Жертва Ахренея
Алеко Дундич — имя гордо
Звучит! Скажи мне, одному:
Зачем с хмельной, вонючей мордой
Ты лезешь в родичи к нему?
Итог:
Медведь и тот, заслышав запах твой,
Сбежал в Туву, а жил ведь под Москвой!..
А вдруг на пупке барона не американский электропёс, а махонький, махонький шахидский баллончик? Арсик легендарнее маршала Жукова. Шарон.
Господи, пособи заблудшим прозреть. Ожесточившимся помоги подобреть. А одуревшим от водки помоги отрезвиться. И прости Мурлова, переевшего свиного плова!.. Соловьи-разбойники рассылают свои наветы по вузам, театрам, парикмахерским, туалетам и прочим общественным заведениям, нырнув не под свои фамилии, а под великое имя действующего народного писателя, и при этом — от имени действующего МСПС. Братья-разбойники!
Под стукаческим руководством Арса Отблох печатет в «Патриоте», что я организовал «ревтрибунал» над Арсиком, защищая Михалкова. Вся ненависть Арса ко мне — я послал этого икроеда на три буквы. Пусть приватизаторы грызут друг друга и судят, а мне не до их свары. Ларионтьевич пытался узаконить над нами свои вздутые правила поведения: глядеть на него, на «Третье Солнышко», рабски. Смех.
И решение карапузное — лишить нас лауреатства для нас ничего не значит. Комиссия перетасована стукачами. Нас вывели, а кто вывел? Мы ведь законные члены комитета. Нас много. Мы соберёмся и вышвырнем Ларионтьевича. Опять — смех. Стукачам нужна свара. В газете теперь публикуются случайные имена. Теперь Отблох — классик. Не побрился, не умылся, не протрезвел. Вонь от него ошарашивающая!..
Пишет против Никиты Михалкова доносы, а подписывает то моим, то еще каким-то псевдонимом. Арс Ларионтьевич вписывает в мои тексты свои вонючие мысли и публикует в «Патриоте», на страницах «Дома Ростовых», кошмарные прохвосты! Я никогда вблизи даже не видел Никиту Михалкова. Я за всю свою жизнь ни разу не позвонил самому Михалкову. Нет вопроса. А стукачи оповещают в «Патриоте», что я с ним создал план ареста Арсика.
Кто хапнул Дом Ростовых, усадьбу, тот пусть и разрабатывает планы ссор, драк, судов и прочих романтичных мероприятий. Стукачей раздражает позиция Владимира Гусева, Сергея Есина, Владимира Фомичева, Шавката Ниязи, Анатолия Жукова, порядочность наша, позиция — свару называть сварой, приватизацию — грабежом, стукачество — стукачеством.
Второй год они, стукачи, таскаются по допросам и судам, скандалам и мордобоям — и называют себя борцами за правду. Борцы, но за животы. И врать, завидовать, тыкаться харями в чужие тарелки — их призвание. Вот тяжко им, когда я посылаю их очень далеко!.. Меня Анатолий Парпара и Станислав Золотцев предупреждали, что Арса я обязательно пошлю на три буквы, не сработаюсь с поросом, так и получилось. Зря я пошел в МСПС.
Но волков бояться —
В лес не ходить?
Народ мудро, опираясь на житейский опыт, выражает себя в афоризмах.
Барон Вепсии железно убедил С. Есина, Ш. Ниязи, P. Мухамадиева, В.Фомичева, Е.Исаева, меня и других, что Михалков приватизирует Дом Ростовых, но лишь провели мы съезд МСПС и Бондарева избрали председателем — вепс исчез. Не дозвониться, не докричаться, не встретиться. Слухи: за ним охотятся горцы Михалкова, его ловят, хотят увезти в Чечню и там заставить северянина доить в бандформированиях коз.
Все мои попытки встретиться с бароном провалились. И так — целый год. Мы поняли — от нас освободилась какая-то мафия. Мешали мы ей своей честностью. А у вепса с мафией вдруг начались разборки. И на нас посыпались наветы, доносы, оскорбления с двух сторон.
Вепс упаковался за спину Бондарева, и от его имени начал рассылать кляузы на нас по институтам, писательским организациям, а на меня — он рассылает даже сестрам моим на Урал. Но — от имени Бондарева. Сам он — жалкая шкура. Ему нужна чужая спина, чужой язык, чужая физиономия, из-за которой он будет стучать и баламутить. Прятался, сопя и приседая перед ним, за Михалковым, а теперь, сопя и приседая, прячется за Бондаревым. Выдавая зарплату, требует от сирых повиновения. Барон же.
Не контактируя ни с Михалковым, ни с его, вепса, следователями, мы отстранились от бароновой подлости, и тогда вепс напечатал в «Патриоте» «решение» какого-то совета — лишить шолоховского лауреатства самого Сергея Михалкова, Владимира Гусева, Анатолия Жукова, Владимира Бушина и меня. Бушина — для правдоподобия, но грязное антирусское дело они ведут с ним по единому расписанию… Разрушают авторитет русских людей.
А какое вепс имеет право лишать? Через шесть, семь, десять лет — он лишает? Кто давал ему клятву «не нарушать» чистоту «поведения» лауреа-та? Его «совет» — ахинея или загульный клан? Естественно — такое вкусное решение мы пошлем на три буквы, но этого мало: за такое партрешение его, самозванца, пузатенького диктатора, пора потрепать за уши.
За какие же качества Михалков избрал его первым замом МСПС? И за какие достоинства Бондарев терпит над собою этого тушкана? Я от Юрия Васильевича Бондарева всегда получал братскую поддержку, а тут, я не могу понять, почему Бондарев не вышвырнет за порог спившегося бузотера?
Так грубо я говорю в первый раз: вепс довел нас доносами, сплетнями, грязными запахами его лика. Из 300 доносов и кляуз на русских писателей барон чужими руками 88 обрушил на меня и 87 кинул на Гусева.
Говорят, Мурлов, охранник вепса, творя 88-ой пародийный донос на Гусева в кабинете Ларионтьевича, упал в обморок, и, глядя на него, Отблох тоже свалился — сделал вид, что и ему, шахиду, плохо… Разведчики.
Теперь и я готов поверить слухам,
У нас, у русских, грустные дела:
Не женщина, а муха-цокотуха
Их, стукачей, в сортире родила.
И вот они долбят друзей, знакомых
И нас долбят, невиноватых лиц, —
Ужель так много разных насекомых
Шевелится у них вокруг яиц?
Ну были бы они молокососы,
Ведь им, троим, давно за двести лет,
Ой, почему ж из них одни доносы,
Как червяки, ползут на белый свет?!..
Барон настолько распился, разожрался, распоясался, что с пузом своим обращается нежно, как с закадычным другом или двоюродным хряком: попукивая за столом, ласково поглаживает пузень, сурово указывая нам — как нам нужно себя держать при нем, вепсе, он же барон, великий борец за истину народную. Вдруг, не дожевав паюсную икру, приобретенную на оброки с арендаторов, он визгливо вскакивал: — Враги! Кругом враги! — хотя, видимо, в его штанах опять начинали шевелиться насекомые…
Наше издательство «Советский писатель». Наше здание MCПC, Дом Ростовых, — у него лишь брюхо принадлежит ему, но и оно набухло честным трудом нашим и честными рублями нашими. Другое дело, что на пузе у него закреплен американский электропёс, гавкает и гавкает, сволота! Выкрест, жидовствующий богомолец, пошел вон!
Барон следы заметает
Барон прав: если бы он не отвлек нас от тайной, им совершенной продажи части Дома Ростовых, то мы скоро б сами узнали о его преступлении. Надо было срочно провести нас в делегаты съезда, а после съезда он мгновенно нас вычеркнул из лидерской памяти, а сам скрылся в Ленинском шалаше, убегая от преследований бандформирований… Аж силосом несет от борца.
Отдохнул и начал лаять на нас в каждом номере «Патриота». Шум по России валом катится. Спасибо ему за рекламу. Барон зла не держит долго на чернь. Спасибо. И мы не таскаемся за ним по судам: верим — он, действительно, тайно продал часть нашей писательской недвижимости и замечательно себя чувствует среди отблохов и мурловых. Брюхом амбразуру закрыл…
Но почему в одном из номеров газеты «Патриот». Арсик не опубликовал на меня и на Гусева по шесть и по семь гадостей? Лишь – две на меня и одна – на Гусева. Почему этакое пренебрежение к нам? То – пять, восемь доносов на странице, то – по единому? Что мы вепсу плохого сделали? Так нас унизить торгашеским невниманием, а?! Козлодой запатентованный. Ухайдакался?
И почему такая честь известному поэту Ивану Голубничему: он ни раз не встрял в склоку, организованную бороном, а борон надувает баклажанную физиономию и одышковато харкает в сторону Голубничего, когда поэт проходит по противолежащему от кабинета «Третьего Солнышка» уютному тротуару, идёт метров за сорок от форточки вепса. Почему Ивану такая честь?
Мы требуем от вепса справедливости. Требуем восстановить количество пакостей против нас в дальнейших номерах «Патриота», иначе — встретимся в Народном Суде или в Общественной Палате!.. Опять в шалаш сховаешься? Вепс, барон, «Третье Солнышко», Первый заместитель Председателя МСПС, Генеральный директор «Советского Писателя», Главный редактор «Слова», пожалуйста, отрезвей и повернись к нам, сластена, кикимора икряная!
Собака лает, ветер носит,
Ну, чё поник ты головой,
Барбос, барбосюшка, барбосик,
Еще погавкай и повой!..
Барон, мы очень надеемся на Ваше солнечное сияние над нами, крепостными Вашими, и над Россией униженной! Друг ты наш. Защитник ты наш.
Ларионтьевич, врешь ведь, что тебя просил Прокушев поговорить с Пельше и Густавом в КПК о наших выговорах — снять: ты в 70-е годы ничего не значил. Лай твой, лай журналиста, не нужен был Прокушеву. А сам ты ничего не значил для Пельше и Густова. Для тебя вранье — обильная жратва.
Десятки видных писателей моего поколения ты именуешь предателями, мол, предали Бондарева и меня, но кто ты перед Бондаревым? Зачем ты втащил и Юрия Васильевича в свой ад? Ты понимаешь: убери от тебя Бондарева — и ты возле Мурлова и Отблоха станешь еще сопливее. Какая у тебя идея, какая боль, цель какая? Суды и доносы, доносы и суды вокруг нашей писательской собственности, но не твоей же? А почему ты — ее хозяин?
Ты предал Анатолия Жукова, который, ошибясь, передал тебе директорство в «Советском писателе», предал — больного благородного писателя. Ты меня предал нагло. Ты поливаешь грязью Дядю Васю Чапая, — так на Урале величали Сорокина Василия Александровича, отца моего, воина, лесника, знаменитого гармониста. Ты, я приглашал тебя в родной дом, восхвалял же мать мою, Анну Ефимовну Сорокину, уже отошедшую, крестьянку, вылечившую молитвами и травами сотни и сотни людей. Ее хоронили как святую.
Ты от имени десятилетнего мальчика, сынишки Елены и Сергея Коротковых, напечатал кляузы на писателей. Что у него будет на душе и на совести, когда он вырастет? Ты подло изгнал Коротковых теперь. Ты втаскиваешь в ад В. Хатюшина, но ты же его и оплюешь. Врагов у тебя больше, чем в Китае жителей. Подозрительность, клевета, склока, месть, мат, хамство, самовздутие — твоя биография. Я ведь защищал тебя, веря твоим доводам, уликам и ору, но, слава Богу, успел разобраться. Выкрест, скольких ты овонючил?
Кто ты есть? Почему тебя все предали? Ты кто, Мао? Ты кто, Сталин? Ты принимал наши клятвы? Ты пишешь — тебя лечила юристка от какого-то маразма, и что? Зачем ты ее в бега послал, навьючил большими суммами денег и документами? Вчера она — хозяйка в МСПС, сегодня — преступница? Мы же хотели уволить ее, а ты защитил ее. Теперь она — враг твой?
Вождь, повернись к державе!
Барон, не унижай подданных!
Азеф, пошел вон!
Барон, своим доносным хамством и разнузданной ложью ты вынудил меня говорить с тобою грубо: страницы твоего стукаческого вкладыша в газете «Патриот» десятки русских и национальных писателей обзывают оборотнями, предателями, педерастами, иудами, искариотами, список твоих врагов читать страшно. Прокушева ты зачислил в троцкисты. А Прокушеву Юре исполнилось четыре годика, когда из СССР удалили Троцкого. Ты провокатор.
Тебе наваждения скукожили разум: то фашисты возле тебя озоруют, то сионисты, то педерасты тебя пеленгуют, а теперь — троцкисты соблазняют? Вместе с семьею Прокушевых я хоронил мать Юрия Львовича Прокушева, меня поразило ее русское лицо, лицо рязанской домочадки. Хоронил я вместе с Прокушевым и отца его, благородный и ясный образ которого помню и сейчас хорошо. Ты же в родственники Троцкого оформил Прокушева, ну, кто ты, а?
Сколько дней и сколько раз в день иногда я упрашивал тебя прекратить хлебать водку, жрать и матюгаться на сослуживцев, тебя, распоясовшегося общественного дармоеда, полоненного врагами, предателями, графоманами, педерастами и, как ты привык грязнить всех, — ничтожествами! Но ты до сих пор скрываешь в статье и в только что вышедшей книге кляуз истину: за что тебя дергают на допрос, в суд, какие площади проданы и кем подписаны акты о продаже. Скрываешь — почему прячешься, как вождь пролетариата в Разливе, тыкаешься по балаганам, конструктор и мученик свар.
Еще 7 лет назад я предложил создать писательскую комиссию и сохранить нашу недвижимость, рассказав писателям о ситуации на линии грабежей. Но где ты? Ты врешь, не я исключил тебя из СП, а писатели, потрясенные бесчисленностью твоих авантюр. На хрен ты и твои авантюры мне сдались? Пусть этим займется специальный секретариат писательский. Изучит. И нам расскажет. От тебя ждать истины — целоваться в Амазонке с крокодилом.
Не затаскивай в склоку добрых поэтов: В. Теплякова и В. Суховского, не подличай финансово, с зарплатами, перед бывшими сотрудницами МСПС, которых ты лишил работы и нормального быта. Арся, не пей, не обжирайся, и не выкакивай всё разом, как бройлерный петух. Побереги себя. Ты нужен нам, России и Вепсии, а главное — нужен себе, скромному, дружелюбному, «Третьему Солнышку» с электропёсиком на трудовом пупке!..
А на Юрия Львовича Прокушева ты зря нападаешь. Прокушев помог тебе в «Современнике» издать роман «Лидина гарь», который я лично провел через цензуру и написал о тебе очерк. Я ведь не знал тогда ещё твоих увлечений самовздутиями, сравнениями себя с Шолоховым и Львом Толстым. Я думал, что твоя обьемистая пузка — ешь лишнего, вот она и растет. Но, оказалось — от маниакальной похвалы литраба, поклонника Иосифа Бродского, жиреешь.
Но тебя сей поклонник твой не поставил выше Бродского. Труханул. Ты у него идешь за Толстым сразу, в застольных беседах о классиках, а в печати он ставит тебя после Шолохова. Терпи. У гениев судьбы трудные всегда. Ты поприжми ему, холую, гонорар-то, он и осмелеет. Вернет тебя за Львом. Он многих дутышей лестью измазал, но гонорары от них имел хорошие…
Ты вот увлекся Лилей Брик, она из поколения Сергея Есенина, а Прокушев разгребал мусор, клевету, ложь, страхи и запреты над могилой Есенина и Маяковского. Более верного и более честного человека, бессеребреника, я до сих пор не встретил. Прокушев раскусил быстро тебя и не стал издавать есенинское собрание сочинений у тебя. Ты и окрысился. Сумму упустил…
Прокушев хоронил Зою Космодемьянскую. Святую и бессмертную! Прокушев хоронил ее брата Александра Космодемьянского, танкиста, тараном сломившего броню фашиста. Прокушев до конца ее дней помогал матери Зои и Шуры, так Александра в народе зовут. Ты беседовал обо мне в КПК, а я беседовал о тебе в доме Юрия Львовича Прокушева и Веры Георгиевны Прокушевой:
— Валя, почему барон Есенина не любит? Он же вепс, наш, россиянин?
— Нет, он выкрест! — предупредил меня Эрнст Сафонов давно, давно.
— А что такое выкрест? Рожденный в семье священника?
— Нет. Выкрест — многолетний комсомольский деятель, в перестройку загородившийся православными иконами, дабы успешнее приватизировать, хапать и жрать нами заработанное, нашими отцами и братьями!..
Юрий Львович пригорюнился: — А-а-а, Валентин, то-то у него испорчена воля и совесть. Перед Михалковым и Бондаревым в штаны мочит, а на рядовых сотрудников матом орёт. Значит, выкрест — молящийся лгун? Я ему о Есенине, а он мне о Лиле Брик, я о Есенине, а он о Лиле Брик. Второй Ося, муж ее.
— Нет, Ося присутствовал при расстреле Гумилева, а этого не зовут.
— Позовут еще, позовут! — вздохнул Юрий Львович.
Странно: Барончик смертной удалью идет фронтально на Михалкова, а Бушин идет фронтально и непопятно на Барончика. Битва между ними гораздо длительнее и шумнее Сталинградской. Барончик сует мордаху за спину Юрия Бондарева. Барончик прячется и за иконы, как бы грабя, прибирая к рукам храмовые драгоценности. Поносит Гусева, Есина, Машбаша, Сорокина, Ниязи, Мухамадиева, правда — милует иногда, а Фомичева, Бояринова, Голоубничего, Замшева, Ганичева, Кузнецова, Дорошенко, Парпару, в грошь не ставит.
Барон, скрывая, прикрывая, укрывая, умывая мурлошечку за спиною аж МСПС, тупо поносит тех же, особенно московский Союз Писателей, а на моём имени и на имени Бояринова, Замшева, Голубничего оттачивается, примериваясь. А Бушин, Бушин, — Фомичева и Савельева, Земскова и Шестинского, Ганичева и Кузнецова, Жукова и Мурашкина, Круглова и самого Бондарева — то разносит, то просит, то усыпляет, то воспевает из-под Михалкова.
Вот — коты! Вот — артисты! Вот — умельцы! Вот — праведники! Грабят один и тот же храм, но с разных сторон и с разными приемами, разными фразами бьют по нам, но суть слов и фраз у Барончика и у Бушина неизменно единая: лишить авторитета выдающихся русских поэтов и прозаиков, прикрываясь знаменитыми именами. Их прохиндейская задача рассорить с Юрием Васильевичем Бондаревым наиталантливых русских писателей — задача номер один! Я не сомневаюсь, что им щедро платят за мастерство вносить раздор в русскую творческую среду. Оба они — дьяволы. Не зря и Барончик теперь бороду отрастил. Правда, менее отвратительную, чем Бушин, но это пока…
Кто без Бондарева Ларионов?
Кто без Михалкова Бушин?
Кто без склон и гвалта Ларионов?
Кто без склок и гвалта Бушин?
Но:
Почему Гусев должен враждовать с Бондаревым?
Почему я должен враждовать с Бондаревым?
Почему Машбаш должен враждовать с Бондаревым?
Почему Ганичев, Кузнецов, Фомичев, Ниязи, Дорошенко
должны враждовать с Бондаревым?!..
Удивляет наглость хвастовства Ларионтьевича: Бондарева и его предали, а за что их предали? Бондарев никому не мешал. А Барончик вместо того, чтобы наладить красивую работу коллектива и писательских организаций, занялся тайными мероприятиями, рожденными в его совести, рассорил коллектив и поднял против себя писательские организации. За что же его предали?
Ни одного, сам, энергичного и авторитетного творческого вечера он никому не организовал. Премии ни одной от МСПС не учредил. Издательство его работало отвратительно: по 300 и более опечаток и ошибок в книге. Владимир Осин, выпустил там книгу по моему совету, выпустил, но едва не прекратил здороваться со мною. Книга полна опечатками, ошибками, несуразицами.
А мы предали? А мы “стремились”, “предав” барона, занять у Михалкова солидные должности? Ум барончика — содержимое баллончика. Ничего другого кроме занятия должностями и пожираниями игры, он так и не подсмотрел в жизни. Зависть, страх потерять положение, которое занял случайно, ревность к разумным поступкам, склона, водка, жратва, суды и пугало предательства.
Чудилось — Мухамадиев рвется в его кресло,
Чудилось — Ниязи рвется в его кресло,
Чудилось — Задорожный рвется в его кресло,
Чудилось — Кузнецов рвется в его кресло,
Чудилось — Есин рвется в его кресло!..
Как апрельский лягуш бросается на червяка, Ларионтьевич бросается на похвалу. Чем и приторочил его пупок к своему Олег Шестинский: это — не человек, а обворожитель. Назвав Арсика Третьим Солнышком, Шестинский вел его в собственное мировоззрение, в орбиту личного миропонимания, интриг, шашлычного кайфа и прочих балований не поэта, а лжемага-потребителя…
А мы должны были бросаться на амбразуры, защищая поганую доблесть Арса и его друга, распределителя солнц? Что же не назвал барон главной причины распада коллектива? Почему он сразу, проведя съезд, вычеркнул нас из памяти руководящей? Лжет, что мы самоустранились и не краснеет! Двуликий.
Лезет в биографии Прокушева, Сорокина, Фомичева, Гусева, Машбаша, да, стукач есть стукач, не переиначить доносчика.
Ларионтьевич сеет слухи
Арсик не понимает и не верит в нормальную жизнь и судьбу человека: ему все время на до за кого-то прятаться, куда-то влазить, что-то рвать и отсуживать. Потому и несогласие с его поступками и с его образом жизни он объявляет сразу, не сомневаясь и не стыдясь, предательством, идет в друзьях перебежчиков к его существующим или мифологическим врагам.
Перед Михалковым он приседал чистосердечно, как наевшийся мяса медведь перед дрессировщиком на арене. Теперь — Михалков лютый его вражина, а мы, плюнувшие на суды и хамство страдальца, являемся михалковцами, и ждем от дрессировщика мяса, теплого, парного, или водки с шашлыками. Да, этот литдеятель так и не испытал красоты и достоинства самостоятельности и благородной устремленности ради призвания, ради святой цели. Не может он шагать за человеком, уважая правоту человека, авторитет человека, личность человека. Арсику без выгоды не подружить с человеком, не восхититься собственной порядочностью наедине с самим собою.
Барон — сплошное самовздутие, без мучений, без тоски, без размышления над собственной тропой к храму, к могилам отца, матери, к горюнной стезе предков, окликающих нас в минуты нахлынувшего самотерзания. Более холуястого адъютанта, чем Арсик был для Михалкова, я не видел нигде и никогда. Почему же такая распря? Почему Арсик пишет — на акте продажи жилплощади стоит подпись Михалкова? Если так, зачем Арсику было лгать, что продажа площади жилой разрешена ему секретариатом? Какая нужда лгать?
Какая нужда ему своих вчерашних коллег записывать в перебежчики и в ретивцы к Михалкову? Он, видимо, и не представляет себе дела и жизни нормальной без пакостей? Привычка видеть, предполагать, подозревать в людях предательство хроническая черта доносчика. Бондарева-то он предал, сбежал, поджав живот, когда Юрия Васильевича хотели перестройщики арестовать. В тот миг, когда Куняев и Сорокин встали рядом с Бондаревым.
Я не хотел, но теперь вижу необходимость рассказать про бурную и воинскую доблесть барончика:
То прячась, то юля, то убегая,
Живет он, всем героям помогая!..
Пока Михалков и Ларионов по телефону обожали друг друга, поскольку Сергей Владимирович еле двигался по квартире, власть в МСПС прибирала и прибирала к вдовьим рукам Басаиха, не вдова, а коммунистическая невеста, взрощённая идеей Ленина. Она и Ларионов честно стучали Михалкову на тех, кто кому-то из них не нравился. Атмосфера была в Доме Ростовых доносная.
Но обожанием взаимным Михалков и Ларионов глушили искры в коллективе, пока не настиг вожаков разлад. Началось подозрение. Басаиха, секретарша, поднялась над МСПС. Генерал литературный, тьфу! Указывала, звонила Михалкову, лезла, пакостила, лгала и распоряжалась. Ларионов суетился, тайну сделок и провокаций скрывал до поры. Лгал. Выставлял впереди себя Юрия Васильевича Бондарева. Юристка гарантировала коллективу чистоту Арсения, а нам обещала документально подтвердить её правоту законную.
Михалков лежал. То в Германии, то — в больнице. Слухи распускались — умер. На меня всё это производило горькое впечатление. Начинались мои распри с Басаихой и с Ларионовым. А Михалков у меня вызывал чувство тошноты: зачем ему держаться за кресло? Герой и депутат, осыпан всеми наградами вчера, обласкан перестроечными президентами сегодня, — угомонись. Развал организации при Михалкове и при Ларионове никого не беспокоил. Началась перебранка фактов, имён, обязанностей.
У Михалкова — своя команда. У Ларионова — своя. Кончилось — двумя съездами, двумя МСПСами… Ларионов объявил — наш съезд легитимный и сразу же зарегистрирован. Оказалось — блеф. Ларионов объявил — Михалков давно запеленговал приватизацией Дом Ростовых. Между Михалковым и Ларионовым началась потасовка и сражение за круглую печать. Позорная вакханалия.
Кончилось попеременным изгнанием: то Ларионов Михалкова, то Михалков — Ларионова. Им не до нас. Им не до приличной работы. И я буквально набрасывался на них, включая Басаиху. Но появился ещё и бухарский кот — Олег Шестинский. Он холуйствами, хитростью и лизанием прекратил всякое сомнение в Ларионове: “Ты — Третье солнышко!”.. И Ларионов просто очумел и перевоплотился в гения из вепса. А Михалков обратился за помощью к закадычным соратникам в МВД. А если бы Берия был жив? Пропали бы мы.
О чём гутарить? Задевяностолетний старец, почти не передвигающийся по квартире, поставлен Кремлём руководить Международным Писательским Союзом!.. Мне хотелось иногда поближе подойти к Сергею Владимировичу и пожалеть его. Вид его — истерзанное временем, эпохами и старостью существо, полностью потерявшее контроль над возрастом и возрастными недугами.
Богатырского сложения супруга Михалкова и Басаиха решали кадровые и творческие вопросы. Финансовые — мешал им Ларионов: самому ему, видимо, нравилось решать, без русалок обходился, без, извините, лягушек, промозгло квакающих в Доме Ростовых. О чем горевать? Страна, СССР, разгромлена, а здесь — пустяковые тысячи долларов арендаторских, ремонты квартир под евровкусы, гонорары за роскошные издания и прочая благость.
Но когда разгромлена державная программа, система жизни державная, о чём и кто будет печалиться из нижних прихлебал? И от кого нам, наивным, ожидать поддержки? Союз Писателей России брошен властями. Писатели России бомжуют почти, а мы о Международном Писательском Союзе озаботились? Эх, нет у нас опыта предавать и подличать, обманывать и воровать!..
Околостолетний баснописец, воспевший Ленина, Сталина, Берию, Хрущёва, Брежнева, Андропова, Черненко, Горбачёва, Ельцина, Путина, взятый в полон двумя бабами, никакого отношения не имеющими к литературе, к писательскому разуму, то на операции, на больничном, то на костыли не в силах поднять себя — руководитель Союза Писателей СНГ?
Можно было тихо вымести баб. Спокойно передать Правление Бондареву. И медленно, верно продолжить работу творческой великой организации. Но вот кому сия нагрузка нужна? Кремлю? Нет. Кремлю — распад выгоднее: никто не пикнет на безобразия, на нищету, на бесправие, хлынувшие в русские избы деревень и сёл, городов и столиц, областных и республиканских, да и на проспекты Москвы! Чего, какую неурядицу упорядочил Кремль, какую?!
Появление Президента России в застолье Михалковых — неминуемая и традиционная акция: пусть не Сталин, не Хрущёв, не Берия, пусть, но зато он Президент! Зато — у Михалковых за блинами и шашлыком, за чесночным соусом и курочкой… Да, куда мы без Басаихи? Без Ларионова и без Михалкова?!
Их позорная склока нас не опозорила. Потому их ненависть к Гусеву, Есину, Фомичёву, Ниязи, Жукову, Машбашу, их и захлёбывает. А я внимательно изучаю их плевки и доносы на меня. Иногда зачитываю молодым поэтам. Горы восторгов получаю. А Сергей Есин говорит: — Валь, как я тебе завидую! — … Но я разве мимо ушей пропустил восторги?
За попранное моё горе, за оболганную нашу доверчивость русскою, за цинично оплёванную честную работу нашу и за лукавый раздор, мастерски вброшенный в дружеский русский круг, — продажные бесы перед каждым из нас в ответе. Русское слово и русская святая боль не подлежат укороту и забвению в схватке с наёмными разорителями!.. Баламутить и унижать нас — их удел.
Не о пучеглазом ли Азефе саркастически выразился Владимир Маяковский?
Сколько ноздрей
у человека!
Зря!
У Муссолини
всего
одна ноздря,
да и та
разодрана
пополам ровно
при дележе
ворованного.
Я вышел на голос писателя Ларионова, а встретил лгуна и провокатора. Призвание — не интрига и злоба. Призвание — свет доброты и божьего гнева. Память детства. Колыбельная песня матери. Ее лицо над тобою. Призвание — радость и счастье любви. Голос любимой. Руки любимой. Образ любимой. Эх, разве это — не куст цветущей сирени? Не звон золотистых берез под Рязанью?
Ненасытность хапать и жиреть — дорога в бездну. Солнечные края нашей Земли Русской обкусывают и распродают рыночные ихтиозавры. Народ русский убирают в неть. Но жива Любовь. Верность жива. И Россия непобедима. И мы, русские поэты, слышим колокольный звон грядущего русского праздника.
Никогда не поставят нас колени интриганы, жадюги и провокаторы.
Разве мало мы Бога просили
О покое будней простодушных?
Самолёты падают в России,
Чуть пореже, чем в боях воздушных.
Гибнут дети, молодость и старость,
Женихи, беспечные кокотки,
Лишь бы ненасытникам досталось
Золота ковшами на Чукотке.
Износились люди и машины:
В катастрофах – общие огарки,
Но уже почти несокрушимы
У ворот кремлёвских олигархи.
По земле истерзанной катают
Нефтевозы
в мареве прогорклом, —
Бриллианты в Питере глотают,
Сблёвывают, бесы, под Нью-Йорком!..
Богачи в братаниях и ссорах
День за днём решительней и злее
Строят виллы в хапнутых просторах
Из гранита, словно мавзолеи.
А в России смуты и кутузки,
А в России сходку давят сходкой,
А в России заменяют русских
На торговцев анашой и водкой.
Горе надвигается большое:
Выбили из рук у нас жар-птицу
И страна становится чужою
Для народа, спасшего столицу.
Ты не плачь, подруга, ты святая,
От печалей ты ещё красивей, —
Грянет час и в бездну рухнет стая
Хищников,
кружащих над Россией!..
2006