На краю бездны
При Хрущеве мы, челябинские мартеновцы не были слепыми. Советская власть уже кренилась под напором дурацких реформ генсека, а пирамиды-мавзолеи громоздились в Москве и в Праге, в Бухаресте и Варшаве, Пхеньяне и Ханое, Улан-Баторе и Берлине, Пекине и т. д. Некоторые вожди, вожди марксистских партий, успели улечься в саркофаги, а некоторые прозевали... Завидуют фараонам. Советскую власть исполняли крестьяне и рабочие, техническая и творческая интеллигенция, а кремлевцы сытели на спецпайках и учили нас верности и мужеству. Верхушка партии и комсомола готовилась к приватизации.. Мы, юные русские поэты, видели это и громко презирали это! Нам помогали честные журналисты-газетчики и седые писатели Урала не предавшие совести и красного знамени.
Молодость
Ивану Панфиловскому, знаменитому сталевару СССР, посвящаю 1 Стихи, стихи!.. Ворочается, злится Огонь, из плена Рвущийся в зенит, И вновь душа, Как пойманная птица, В родные дали Плачет и звонит. А тяжкий дым Колышется и вьётся, Гремят вагоны В жуткой молотьбе, И ничего уже Не остается Для вдохновенной Радости тебе. А там, за цехом, За сосновым бором, Жужжат шмели В цветочной тесноте И озеро сливается с простором, И нет границ Уральской красоте!
2
Я возвращаюсь Из ночной работы, Дверь открываю молча И в углу Снимаю куртку, Пахнущую потом, Присаживаюсь Медленно к столу. Старушка, мать, Простиранный передник Подвязывает Ниточной тесьмой: “Ну, че с тобою, Может, как намедни, Опять с Москвы Ты получил письмо?.. Мы в молодости Блажились грехами, Бывало, пасху С масленицы ждешь, — Ты и меня-то Вымотал стихами, И сам на человека Не похож. Не спишь, читаешь, Куришь, куришь, куришь, А я реву украдкой До зари, В журнал пошлешь — Показывают кукиш, Во иезуиты, Черт их подери!”
3
А дальше — мать Поведывала с чувством, Как на экране, Бравы и лихи, Читали представители искусства О райской жизни Райские стихи. Мол, мы равны, Мол, мы шагаем гордо, Громя барьер Антисоветских свар, И каждая Зардевшаяся морда Попыхивала, Словно самовар. Я знаю сих Румяных патриотов, Их разум Не страданьем занятой: Они, восславив Одами кого-то, Червонец Узревают в запятой!.. Они едят И нас не замечают, Им хлеб — не в хлеб, Посев им — не в посев, Они на письма Наши отвечают, От нежности К Хрущеву полысев. У нас тоска Тревожней, чем антенна, У них тоска — Бухгалтерский порог, Меня зовет Горластый гимн мартена, А их манит Лососевый пирог. Кремлевский вождь Весьма на речи шалый: В них много Обещаний и воды, Но не отмыться русскому, пожалуй, От накипи Марксистской бороды!.. Темнеет, Сосен острые верхушки Луну приподнимают За бока. Я обнимаю Бережно старушку И улыбаюсь ласково: “Пока!”.. А летний дождь Танцует по газонам, Дрожит роса На скошеной траве. Я думаю о жизни, О законах, О доблестной, Распахнутой братве. И вырастают За спиною крылья, И впрямь земля Пускается в круги, Не сказкою разбужена, а былью, И кажется, Кричит она: “Не лги!”
4
Довольно нам Бравады и позора, Нас выкупали В мерзостной воде, Коль нету Над генсеками надзора, Никто народ Не защитит в беде! И вы, и вы, Далекие потомки, Припоминая Исповедь мою, Глушите их посулы В грозах громких, Сметайте их У бездны на краю. Чтоб не смогла нас Захлестнуть эпоха, Чтоб на нее Накинуть нам узду, Мы втихомолку, О нужде поохав, Ракеты посылаем На звезду. Я восемь лет Под заводскою крышей Утратил незаметно День за днем, Где каждая труба Угаром дышит, Где каждый камень Вышерблен огнем. Я не имею Ни одной сберкнижки, Ни дачи, ни машины, ни ковра, Жена — мое богатство Да сынишка, Да мама, До наивности добра!
5
А большего Я не хочу, не надо, Последний рубль Я завещу стране, Лишь равенства бы Храмовой наградой Хотя б в грядущем Пользоваться мне. И нет в груди Ни зависти, ни грусти, А мама, мать, Качая головой, Вздохнет печально: “Разве же пропустит Святой упрек Писака нулевой?!”.. Ее слеза Ресницы обогреет, И я под городской Нещадный гам Бегу домой, бегу, А ветер реет, А ветер бьет С размаху по щекам. Нас предадут Кремлевские мессии За тайное Стяжательство свое, — Детей России, Матери России, Сынов ее и воинов её!..
Слово — моя жар-птица
Балладу я написал в 1961 году, а через тридцать лет кремлевцы, горбачевцы и ельцинцы, разрушили СССР, державу народную, за свободу которой наши деды, отцы и братья, проливая кровь, легли под обелиски: да, одни — в Мавзолей, другие — в общую солдатскую могилу. А между мавзолеями и воинскими могилами — теперь, как чирьи, сочатся гноем виллы, коттеджи, дворцы олигархов. Входил я в родную русскую поэзию, есенинец, под сильным влиянием душевного кедринского голоса:
Смуглая рука царя Ивана Крестоносцев по щекам бивала, И кружили по степным яругам Коршуны над нами — круг за кругом
Это — в минуты воспоминаний о нашествиях чужеземных разорителей на Русь. А вообще — Дмитрий Кедрин очень добрый, даже очень нежный поэт. Дружественный и прощающий. И отношение в Мытищах к нему — нежное: в городском краеведческом музее память о нем закреплена его книгами, рукописями, фотографиями и биографическими подробностями. Жил здесь. И погиб рядом... В пути погиб — на скорости. Бериевцы поторопились, бандиты ли усердие проявили? Но искусство неистребимо. Воздействие на благородные натуры мытищинцев поэт оказывает несомненно. Недаром же праздник “Сияние России”, посвященный 100-летию Сергея Есенина, прошел в Центральном Дворце культуры с таким пониманием и взаимной симпатией — жителей города и писателей Москвы: мьтищинцы красиво встретили нас. Премию Дмитрия Кедрина учредили... Не от богатства учредили, а от благородства. А глава администрации района Анатолий Константинович Астрахов, — как теперь мы говорим, со своей командой, — помог нам, литераторам столицы, контактами, деловыми и скорыми, с хорошими и надежными людьми в редакциях газет и радио, в самом Дворце культуры и в коллективах предприятий. Соединил нас. Мы, секретари Союза писателей России, ведем большую творческую работу в областях, краях и республиках России, постоянно поддерживаемые главами администраций регионов. Рязань, Тамбов, Смоленск, Оренбург, Горно-Алтайск, Владимир, Псков, Ярославль, Волгоград, Москва, перечислять не нужно: во многих областях, краях, республиках и сейчас звучат выступления деятелей культуры. Да, трудно живем, да, забот и горя хоть отбавляй, но мы люди, мы слышим песни, верим в музыку и в слово, искусство, как хлеб, как одежда, как свет Кедрина или Есенина, Пушкина или Льва Толстого, — в нас, в детях и внуках наших. Вдохновение и разум правят нами. Готовя тот первый праздник “Сияние России”, как сопредседатель Союза писателей России, я проникся уважением к Анатолию Константиновичу Астрахову и его коллегам. Инженер машзавода, крупный и опытный хозяйственник, руководитель, чья судьба годы и годы лепилась, шлифовалась на народе, а не в кабинете, он, как мне думается, психологически ненавидел “современную” демагогию, обещательство и безнаказанное дармоедство, ликующее обжорство. Мало говорил. Строгий. Мыслящий. Подвижный эстетикой нравственности и откровенности. Нет “простых” людей у руководителя под рукою: кроме чая и пряника, кружки молока и чарки водки, у народа, у человека — совесть есть, сердце есть, боль за пережитое и за грядущее имеется, неодолимая, пока — радость не мелькнет впереди. Можно только представить: каково ныне — поддерживать сносную жизнь и культуру?.. Мы, писатели столицы, удивляемся фабрике декоративной росписи в Жостове, великолепному краеведческому музею в Мытищах, молодежному театру, драматическому театру, вдохновением различных кружков художественной самодеятельности при Центральном Дворце культуры. Это все — реальная жизнь. И нельзя мне, десятилетия связанному накрепко с поэзией родною, промолчать еще об одном интересном инженере-строителе, Сошине Викторе Михайловиче, кто заложил фундамент и начал возведение Центрального Дворца культуры в Мытищах. В отличие от сдержанного Астрахова, Сошин словоохотлив. Подозреваю — стихотворец, ибо служение его русской поэзии обдуманно и постоянно. Много лет назад в Москве трагически погиб талантливый поэт Вячеслав Богданов, двоюродный брат Виктора Сошина. Гибель Вячеслава Богданова в некоторой степени похожа ужасной таинственностью на гибель Дмитрия Кедрина, сказать можно теперь, — земляка мытищинцев... Гибель брата-поэта пронзила сознание Виктора Сошина, и он как бы слился с великим звездным миром русской поэзии. Виктор Сошин наизусть читает стихи брата:
Улеглась в гостинице гульба, Желтый мрак качался в коридоре. Как смогла ты, Подлая труба, Удержать такое наше горе!!! Не вино сдавило вдруг виски, Не метель, Что выла, словно сука, — Это пальцы подлостей людских Прямо к горлу подступили туго.
Спал подлец, Напившись в кабаке, Над поэтом зло набалагурясь... Смертный миг...
Лед треснул на Оке... Только мать на всей Руси проснулась...
Стихи — о Есенине. Стихи — о нас, о нас, дорогой мой читатель, с тобою, о национальной русской беде нашей!.. Потому и помогал поэтическому празднику в Мытищах Виктор Сошин — душа его, сопереживая, нам помогала. И праздник весны — дни литературы в Мытищинском районе — у нас получается. Сошин — желанный человек в газете “Родники”, на радио, в литературном объединении им. Дмитрия Кедрина, желанный человек на стройке, в цехе, в квартире ветерана труда: “Ай, яй, яй... я не узнал тебя, Виктор Михалыч, слепой уж я, считай, слепой!.” — “Слепых стариков у нас нет, все вы острее нас нужду видите!..” — “Так-то оно и так, пожалуй, Михалыч!..” Что же?.. Я верю неизвестному мне ветерану. Я благодарен инженеру и руководителю Астрахову, к сожалению, покойному теперь. Верю строителю Сошину. Ведь искра красоты, искра горькой человеческой дороги в умных людях теплится, а без этой искры грустной — радость и доброта не постучатся в твое сердце, и твоих надежд ласковое вдохновение не коснется. Недавно встречала нас, прозаиков и поэтов столицы, древняя Вязьма. Вместе с нами — тосковала, смеялась, гневалась, восторгалась и аплодировала. Как в Мытищах... О, наши благородные люди ничего не забывают: оскорби их — простят, забудут, но запомнят... Сделай им хорошее — заметят, забудут, но вспомнят... Депутат ты, генерал ты, поэт ты, но ты — в народе своем, ты — в центре России своей, измученной, упорной и вечной. И стреловидный обелиск на площади в Мытищах, вознесенный к облакам, — в память о погибших защитниках Отечества, — подтверждает сказанное мною:
Эти скоростные перегрузки Задушили черным шарфом лес. Хорошо нам, русским, среди русских, И в просторе русском — свет небес! Вон, с холма взлетая, точно птица, Сквозь пургу невыносимых драм, У тебя во взоре золотится Куполами белокрылый храм. Красотой и мудрою отрадой Близких он встречает на пути. Я хотел бы за его оградой Свой приют, со временем, найти: Чтобы ты склонялась и шептала Имя позабытое мое. Мгла страну родную расшатала, Виснет у околиц воронье. Я одну люблю тебя и снова Говорю: “Душа моя чиста!..” Я тебя целую или слово, Так я пьян — не оторвать уста. Нас не очень жалуют в европах. Горизонт не станет голубей. И не зря цветет на русских тропах Огненными вспышками репей.
Храмы Подмосковья — в шеломах ратных, золотых, сколько они пережили нашествий и разорений, сколько они одолели зла, горя? Храмы России — часовые истории русской, свидетели и очевидцы ее.
Он и мы
Имя Дмитрия Кедрина — благородное имя. Вокруг такого имени надо всегда теснее держаться. Россия велика, и, слава Богу, много в ней имен осиянных, много в ней краев, дорогих сердцу русскому. На древней рязанской земле родился Сергей Есенин, и каждый год в октябре месяце над Окою звучат бессмертные строки поэта, летят в синие раздолья песни. Разве не разволнуется душа? До тридцати тысяч ценителей русской поэзии собирает праздник над Окою, прилетевших, приехавших, пришедших из разных мест, близких и далеких. Я встречаю этот праздник уже не первый десяток лет. Рязань преображается, даже бабушка и та стремится принарядиться, помолодеть, а юные рязанцы сверкают удалью и талантами: здесь особая чувственная волна, здесь русская стать проверяется. Здесь воскресают и явью текут рядом с Окою легенды о Евпатии Коловрате и Дмитрии Донском. Глава администрации Мытищинского района Анатолий Константинович Астрахов основал кедринский праздник, праздник поэзии, праздник духа русского, и теперь праздник перерос в традиционный, его ждут, к нему готовятся мытищинцы. Жаль, что в Московской области, огромной области страны, пока только в Мытищах горит свеча вдохновения, как горит она на крутом берегу Оки... И это — заслуга Анатолия Константиновича Астрахова. Жизнь течет, плывет, мчится. А наша, человеческая жизнь — вздох, облако, то черною грозою протаранено, то солнышком радостным согрето, и мы не должны забывать: в Подмосковье много имен славных, много друзей, собратьев упокоилось. В Абрамцево — Андрей Дмитриевич Блинов, прозаик, труженик, защитник России, израненный, награжденный, офицер Великой Отечественной, а в Семхозе — Иван Иванович Акулов, один из самых неподкупных русских писателей. Солдат, подполковник, на усадьбе Ивана Сергеевича Тургенева пуля немецкая его прошила. Иван защищал Ивана!.. О, Есенин!.. Христос ты Русский. С Факелом лунным шагаешь ты по России, освещая путь нам из газового и нефтяного мрака, из железной гари и огня междоусобиц, распрей и склок, судов и убийств, зовя нас встать на тысячелетнем Холме Братства и оглянуться вокруг. Кедры шумят в Сибири. В Рязани гнутся берёзы. А на Смоленщине ивы плачут. Сколько крестов растоптано и забыто? Сколько осиротелых обелисков погасло в просторах русских? Ах, Есенин, Есенин!.. Я, русский поэт, твой поэт, мы, русские поэты, твои поэты, мы — воины русские! Иди, шагай, Есенин! Свети, говори, пой Есенин! Здравствуй и побеждай, Сергей Есенин! Литературные праздники в Мытищах соединяют нас, действующих литераторов. Мы встречаемся: Михаил Алексеев, Петр Проскурин, Алесь Кожедуб, Игорь Ляпин, Станислав Куняев, Михаил Ножкин, Валерий Ганичев, Арсений Ларионов, Юрий Кузнецов, Александр Бобров, Анатолий Жуков, Владимир Крупин, молодые и старые, начинающие и знаменитые, встречаемся, говорим с народом, кровным, добрым, относящимся к нам с уважением. Уважение — обоюдно. И премия имени Дмитрия Кедрина не выражением суммы, не масштабом рубля, а заботами о слове русском, о культуре русской прекрасна: Петр Проскурин и Юрий Кузнецов не обделены почетом, но кедринскую премию они приняли с гордостью. Да и люди, мьтищинцы, теперь — читатели наши и слушатели наши, коллеги наши, охотно ведут беседы с нами о литературе, а литература, как сама жизнь, как судьба твоя, на любой дорожке, на любом повороте — ты, дети и внуки твои... Вечера литературные надо, разумеется, организовывать, тратить ради наших встреч силы и энергию, но иначе как? Не глухонемыми же нам нести крест свой? Литература на Руси — почти”религия. Во времена, когда казнили наши храмы, позорили и охихикивали Богов наших, а наши молитвы просто запрещали, литература наша, особенно поэзия, помогала родному народу остепениться, устоять, не ослепнуть от гнева и обиды. Поэты как бы взяли на себя частицу умиротворительной обязанности, небесную долю возвышенности, святой надежды на лучшее и в народ, в народ передавали: поэты ведь глубоко в народе, как тальник в земле... Сегодня мы ясно осознаем: те народы России, которые сохранили в себе и в дому своем заповедные истины и не потеряли в общем бытовом гуле голос родной культуры, голос праздников и поэтов, зов и страдание их, эти народы не согнулись, не измельчали, а растут и добиваются национальной осанки и поступи, несмотря на хаос и конфликты, навязанные России и нам нахальным ворьем и кровавым экстремизмом. Поэта родит народ, воспитывает народ, изучает народ, и на могилу его, поклониться ему, приходит народ! Вспомним Дмитрия Кедрина:
Весь край этот, милый навеки, В стволах белокрылых берез, И эги студеные реки, У плеса которых ты рос.
И темная роща, где свищут Всю ночь напролет соловьи, И липы на старом кладбище, Где предки уснули мои.
И синий ласкающий воздух, И крепкий загар на щеках, И деды и андреевских звездах, В высоких седых париках.
И рожь на полях непочатых, И вот хлеб-соль средь стола, И псковских соборов стрельчатых Причудливые купола.
И фрески Андрея Рублева На темной церковной стене, И звонкое русское слово, И в чарочке пенник на дне.
И своды лабазов просторных, Где в сене — раздолье мышам, И эта — на ларчиках черных — Кудрявая вязь палешан.
И дети, что мчатся, глазея, По следу солдатских колонн, И в старом полтавском музее Полотнища шведских знамен.
И ежики, чтоб вихрем летели! И волка опасливый шаг, И серьги вчерашней метели У зябких осинок в ушах.
И ливни — такие косые, Что в поле не видно ни зги... Запомни: все это — Россия, Которую топчут враги.
Так поэт говорил своему народу в 1942 году. Худой и томимый неутешной верностью Отечеству, он, поправляя очки и щурясь близоруко, не смог удержаться — записался добровольцем в ополченцы. Русский поэт, человек русский, с детства и до седых волос, до конца своей прекрасной и гордой жизни,— шел на голос матери, на зов России!.. Имя Дмитрия Кедрина, а вернее — премия имени Дмитрия Кедрина присуждена не только Петру Проскурину и Юрию Кузнецову; она присуждена Вячеславу Макарову и Юрию Петрунину, Николаю Кондратьеву и Сергею Куняеву, Александру Боброву и автору данного очерка... Духовная свеча, зажженная Анатолием Константиновичем Астраховым, не погаснет. Ее мудро и достойно сохранит в родном городе новый руководитель, Александр Ефимович Мурашов, который родился и вырос в Мытищинском районе и взял заботу о нем на собственные плечи. И мы желаем Александру Ефимовичу Мурашову, человеку острой реакции и подвижнического опыта, желаем ему окрыленного самочувствия и успешной работы. Белое поле, взгорки да холмики, а за ними, за ними, почти под самыми синими небесами — сверкающие хороводы лебединых русских берез... Подмосковье! Наше, летом — зелено-голубое, солнцем исцелованное, а зимою — белое, белое, морозно-серебристое, и даже вздох твой русский — летит впереди тебя и над шагами твоими звенит и осыпается инеем белым. Вот и опять собрались в Мытищах прозаики и поэты Москвы. Великолепный лицей встречает гостей праздничным шумом и аплодисментами. Встречу открыл преемник Анатолия Константиновича Астрахова руководитель администрации Мытищинского района Александр Ефимович Мурашов. Власти хоть немного, да пытаются скрасить перед работящими людьми черный фон жизни. А иначе — как? И — люди пришли: молодые — с невестами и женихами, старые — с бабушками и внуками, студенты пришли, школьники пришли. Пришли рабочие. Интеллектуальная элита пришла... О чем же говорили писатели с народом? Говорили о судьбе своей и твоей судьбе, друг мой, соотечественник мой, измученный фантастическими кровавыми несуразицами перестройки. Искали путь к согласию и проку в общем деле — разумному быту и хозяйскому равновесию государства. Пора нам посчастливеть, пора. Делились заботами литераторов, болью творческой их о распинаемой национальной традиции и национальной красоте, распинаемой на торговых экранах и сценах “рынка искусств”, где часто суют нам вместо великих оригиналов таланта накокаиненные копии бездаря: хрипи — голос не нужен, разнагишайся — без галстука хорошо. Нельзя разрушать зеленую зону заветов: погибнем от эпидемий деградации. Зачахнем. Говорили о тургеневских туманных рассветах. О бунинских милых рощах говорили. Возвращались к слову Александра Пушкина. К молитве Сергея Есенина. Иногда резко вторгались в нынешний час белого “Поля русского”: его должны пахать российские трактора, и в борозды должно ложиться российское зерно, а не купленная за колымское золото зарубежная спидовая пшеница... Говорили про обелиски: их ведь в Подмосковье не сосчитать. А под ними горящими и плачущими свечами — братья-солдаты, сибиряки и уральцы, волгари и кубанцы. Да разве не каждый край в СССР дрался за честь и свободу Москвы?! Ее защитили народы. Мытищинская администрация, Российский благотворительный фонд имени С. А. Есенина и Союз писателей России опять вручили дипломы новым лауреатам литературной премии им. Дмитрия Кедрина. Кедрин, повторяю, жил в Мытищах и убит рядом с ними. Убит врагами таланта, врагами красоты, врагами верности и вдохновения, вечными отравителями синих колокольчиков и лебединых берез в русском Белом поле. Зависть заквашена на слепой жестокости. Я никого не предал. Я ничего не забыл!.. Я пришёл с Урала кланяться и служить России. Слушать Пушкина и Лермонтова. Слушать Некрасова и Блока. Слушать Есенина и Павла Васильева. Слушать Бориса Корнилова и Павла Шубина. Слушать Дмитрия Кедрина и Алексея Недогонова. И не мне руководители районов и городов делают добро, а им — поэтам, погибшим на дуэлях и на фронтах житейских, погибшим в расстрельных камерах и тюрьма: проклятых.
Я вам не кенар! Я поэт! И не чета каким-то там Демьянам!
Судьба моя — неистребимый труд во имя России. А слово моё — меч, поднятый в защиту России!.. Без родной песни, без родного танца, без родного поля и родного дома мы — никто, беспамятные роботы, включенные в чужую систему планов и прихотей. У нас единая дорога — к Белому полю, к белокрылому храму над ним! Единая и не одолимая никаким злом. Доброта вечна! Михаил Алексеев, Егор Исаев, Арсений Ларионов, Анатолий Жуков, Нина Карташова быстро поладили с залом раздумиями, стихами, тем, на что надеется и чем трепещет чуткая душа человека. Владимир Крупин, Александр Арцыбащев более конкретно и более подробно остановились на проблеме духовности: не решив ее, мы не сможем посчастливеть и по-сыновьи кинуть взглядом Белое поле, взять его в сердце, в судьбу взять, заодно взять с небесами синими, с лебедиными березами, летящими над Россией!
С нами Россия
А как читал Есенина Николай Пеньков! Как пела Татьяна Суворова! Нет, не пела она, не пела, а белыми крыльями сияла над белоснежной Россией нашей, истосковавшейся по красоте и покою! Потому я и убеждаю земляков, друзей и сограждан:
Сколько бед в судьбе ни выносил я, Главная одна у нас беда: Синий свет очей твоих, Россия, Нам не даст забыться никогда!.. Синий свет твоих просторов к ночи Думы растревоживает вдруг. Черный ворон опуститься хочет, Очертив над головою круг. Черный ворон гнутым клювом цакнул И взлетел, и реет на путях, Не свое ли сердце ворон цапнул, Не его ли ворон сжал в когтях? Нам не даст забыться на кургане Крест или в долине обелиск, Каждый русский, в муках и в обмане, Не колеблясь, принимает риск, У России отняли жар-птицу, Ты иди вперед за ней, иди, У России взломаны границы, Ты ее, святую, огради. Если стая ворогов поганых Вскинет сокрушающую сталь, Синий свет погаснет на курганах, Синий свет не осиянит даль!..
Любовь и верность, здоровье и отвага необходимы нам. И душа нам нужна, душа, вселенская и сторожкая, дабы слушать, как перекликаются белые лебединые березы со звездами синими в Белом поле русском. Есть, к сожалению, и среди нас, поэтов, “пророки отчизны”, их издали видно: при бушующей толпе они за лжелидером на броню танка лезут поучать и лизать начищенные ботинки “вождю”, лезут, как тараканы к теплу, к “пирогу лидера” лезут, клопы, надувающиеся кровью народа родного в ситуациях, когда народу и без них отвратительно, горько, одиноко и беззащитно. Данные “пророки” легко, подобно посудной мухе, с грязной тарелки перепархивают на грязную сковороду, ненасытные и заразные, веющие разложением и смертью. Иногда они, пресытившись итальянскими или американскими объедками, возвращаются в Россию: в модном костюме, сорочке, галстуке, туфлях, “под запад”, под “евроремонт”, так сказать, а все — веет от них тем же смрадом, заразой и эпидемией!.. Насекомые. Дмитрий Кедрин служил родному народу. Служил родной земле. Служил СССР. Служил России. Погиб — за верность Родине и народу. Он — солдат, он — защитник, он — офицер! Мы, русские поэты, вошедшие в родную литературу в шестидесятые годы, взлетали с крутого берега на Оке, из есенинских далей, с Урала и Донбасса, с Кубани и Сибири, взлетали, шепча строки Кедрина и Комарова, Недогонова и Шубина, Васильева и Корнилова, Твардовского и Федорова, неистовых русичей наших! Мы обязаны беречь русский язык. Обязаны хранить в себе крылатость и размах народного вдохновения, ласкового и грозного, лиричного и мятежного, покорного и победоносного, мы хранить обязаны, мы, имеющие сердце и слово поэта! Слово — народ. Слово — Россия. Нам, русским поэтам, завещано не только неколебимое служение своему народу, но завещано и неколебимое служение народам-соседям нашим, чьи поэты-пророки крепили и славили единую великую Россию, они воевали за свободу нашу в атаках и на поле творчества, не предавал честность долга, красоту человека, мудрость и принадлежность дара, мы, пока существуем и творим, — с ними и с ними!.. Нельзя нам терять из памяти Есенина и Кедрина, а за ними, за ними, высоко, высоко — Пушкин, Лермонтов, Некрасов, Блок, куда мы без них? Дмитрий Кедрин трагичен в предсказаниях и реален, как библейский святой мученик:
Когда я уйду, Я оставлю мой голос На черном кружке. Заведи патефон, И вот Под иголочкой, Тонкой, как волос, От гибкой пластинки Отделится он.
Немножко глухой И немножко картавый, Мой голос Тебе прочитает стихи, Окликнет по имени, Спросит: — Устала? Наскажет Немало смешной чепухи.
И сколько бы ни было Злого, Дурного, Печалей, Обид, — Ты забудешь о них. Тебе померещится, Будто бы снова Мы ходим в кино, Разбиваем цветник.
Лицо твое Тронет волненья румянец. Забывшись, Ты тихо шепнешь: “Покажись!..”
Пластинка хрипнет И окончит свой танец, Короткий, Такой же недолгий, Как жизнь.
В 1939 году поэт, посвящая это стихотворение своей жене Людмиле, вошел в нынешний день к нам. Вошел и печально разговаривает с нами. Вот и попробуй определи: где жизнь и где поэзия. Пророчество поэтично, а поэзия божественна, русский человек идет с нею через огонь и воду, на смерть идет с нею. свадьбу молитвою и ею венчает!.. Слесарь и ученый, поэт и конструктор трудились на благо и могучий авторитет Союза Советских Социалистических Республик. А кто же капал яд приватизации и ограблений в тарелки, чарки и души членов Политбюро? Появился Миня Горбачев и, слюнявя друг друга с Борькой Ельциным, предала, продали, растащили народное государство, убили надежду в нас и обнищили нас. Что, все анаши накурились? Что, все чекисты тельцом золотым обожрались? Или очередь за квартирой, за водкой и за колбасой им опротивела? Но в очередях они не стояли. Перекачка народа из края в край, со стройки на стройку, сгон с земли, марксистская интернационализация, обещания и ложь — но ведь это всё осталось в России, только гораздо хуже, чем в СССР!.. Яшу Свердлова сковырнули на площади Революции, Фелю Дзержинского выбросили, а бетонная будка с Марксом на Театральной мозолит глаза... Как можно было на потологической ненависти Маркса к России новую Россию строить? Выносить Бланка или не выносить из Мавзолея? Выноси — вноси, вноси — выноси, заноси — уноси, а куда народную беду и нищету деть? Цинизм и расистская жестокость реформаторов ни дня, ни часа не дает покоя народу: каждое утро — подскакивают цены на продукты, на телефоны, на жилье. Обмен документов и фотографий, водительских прав, ордеров, удостоверений Живые — падают. Мертвые — вздрагивают...
Победители
Сталину, Ким Ир Сену, Ким Чен Иру — вождям Революции посвящаю. Автор 1
Магнаты. Банкротства. И цены. И пули — внезапней дождя. Жаль, нету у нас Ким Ир Сена, Бесстрашной Кореи вождя. В крылатые, юные годы Он в том лишь призванье нашёл, — И воля, и жизнь для народа, Пусть горестен путь и тяжёл. И каждый, кто честен и светел, И каждый, кто сердцем крылат, Увидел его и отметил: “А вот наш учитель и брат!”.. Вставайте, Вставайте, Вставайте, Свобода одна на земле, И вы ее не отдавайте Жестокой прожорливой мгле! Банкирам кровавая сцена, Заводчикам бомба нужна, — Им правда вождя Ким Ир Сена, Как ясное солнце, страшна. Опомнится мир неделимый, Гоня олигархов со сцен. Да здравствует непобедимый Товарищ и вождь Ким Ир Сен!
2
Рабочее знамя, алея, Лети над планетой, лети! Сегодня от стен Мавзолея — Ким Чен со страною в пути: За равенство И за свободу, Долой преступление каст, — Он верен родному народу, Он подвиг отца не предаст! У многих строителей мира Судьба — нищета и позор. Да здравствует жизнь Ким Чен Ира, Долой торгашей и разор! Знамёна трепещут, багрея, Я плачу И радуюсь я: Корея, Корея, Корея, Россия, Россия моя! Зелёные травы и росы И там заискрились и тут. На общих высотах, как розы, Теперь обелиски цветут. Ласкают их тёплые воды, К ним ранние зори спешат. Под ними солдаты свободы, Защитники правды лежат. Их много, трагически много: Кореи, России сыны, — Широкая наша дорога, Дорога побед и весны! Шагают по ней миллионы Влюблённых девчат и парней И радостным ливнем знамёна Багряно сверкают над ней. Солдаты народной свободы, Дорога у нас нелегка: Мы с вами Прошли через годы, Мы с вами Пройдём сквозь века! Сверкайте же, ливни и грозы, Гремите салюты вокруг, Цветите, ромашки и розы, Глаза И улыбка подруг! Великое счастье — сражаться За волю, Её не купить, И вместе нам надо держаться, Соседство и братство крепить! И дух наш, и Красная Пресня, Мы вместе — и грозен наш путь: Стучится Свобода И песня В мою пролетарскую грудь! Вставайте, И мы поимённо Героев, друзей назовём, И красные наши знамёна До синего неба взовьём!
3
Я голос тоски пересилю, И мы нищеты не простим, — У нас отбирают Россию, Но мы палачам отомстим. Мы выдержим долгую битву, Сверкнёт над Россией заря, Мы лозунг — “Вперёд!” — как молитву, Под сердцем проносим не зря. Измена изменой зовётся, Борьбою зовётся борьба, И лучше — приказ полководца, Чем жалкая участь раба. Зовут и звенят кумачёво Нам вещие флаги из тьмы. И прокляли мы Горбачёва, И Ельцина прокляли мы! Америка злобой бесплодной Теснит нас и ложью щедрот. Да здравствует братский, свободный, Бессмертный корейский народ! Знамёна трепещут, багрея, И плачу, и радуюсь я: Россия моя И Корея, Корея, Россия моя!.. Долой олигархов и прочих Банкиров — их жадную пасть, Да здравствует совесть рабочих, Рабоче-крестьянская власть! Священная дата бесценна: Так выпьем в созвездии Лир — За Сталина, За Ким Ир Сена, За Вас, дорогой Ким Чен Ир! Мы горя хлебнули немало, И я говори без прикрас: Уж лучше — Пусть царствует Мао, Чем суки, предавшие нас!..
4
Они рассекли, распродали Советский Союз, А теперь Мерещится лично им Сталин И Берия скрябает дверь... У нас-то, в страданьях и муках, Прибавилось дюже ума, — Я слышу — тоскует о суках, Махая кайлом, Колыма: Она бы им всунула в руки Кайло, Лишь успели б прибыть, И лет по пятнадцать бы суки Старались кайлить и долбить Различные руды по шахтам, Газеты, Ликуя, Читать, И общими зэками Штатам Грозить И о счастье мечтать!.. Марксистское знамя над Миром Поднять на последний редут Идут Ким Ир Сен С Ким Чен Иром, Бронштейны И Бланки Идут! Тропой горбачевскою Ельцин Бредет — не вернется домой, А ляжет, с похмелья, на рельсы, С ним Яковлев, Очень хромой... Мы верим в героев, На Бога Надейся, а сам не дремай: Вожди у нас есть и дорога, Прямая — из Ада и в Рай. Мы гимн михалковский недаром Не слушаем даже с утра. Бурбулисам, Кохам, Гайдарам, Чубайсам И Грефам — ура!!!..
1961 — 1999 — 2002 — 2005
|