При Хрущеве мы, челябинские мартеновцы не были слепыми. Советская власть уже кренилась под напором дурацких реформ генсека, а пирамиды-мавзолеи громоздились в Москве и в Праге, в Бухаресте и Варшаве, Пхеньяне и Ханое, Улан-Баторе и Берлине, Пекине и т. д.
Некоторые вожди, вожди марксистских партий, успели улечься в саркофаги, а некоторые прозевали… Завидуют фараонам.
Советскую власть исполняли крестьяне и рабочие, техническая и творческая интеллигенция, а кремлевцы сытели на спецпайках и учили нас верности и мужеству. Верхушка партии и комсомола готовилась к приватизации..
Мы, юные русские поэты, видели это и громко презирали это! Нам помогали честные журналисты-газетчики и седые писатели Урала не предавшие совести и красного знамени.
Молодость
Ивану Панфиловскому, знаменитому сталевару СССР, посвящаю
1
Стихи, стихи!..
Ворочается, злится
Огонь, из плена
Рвущийся в зенит,
И вновь душа,
Как пойманная птица,
В родные дали
Плачет и звонит.
А тяжкий дым
Колышется и вьётся,
Гремят вагоны
В жуткой молотьбе,
И ничего уже
Не остается
Для вдохновенной
Радости тебе.
А там, за цехом,
За сосновым бором,
Жужжат шмели
В цветочной тесноте
И озеро
сливается
с простором,
И нет границ
Уральской красоте!
2
Я возвращаюсь
Из ночной работы,
Дверь открываю молча
И в углу
Снимаю куртку,
Пахнущую потом,
Присаживаюсь
Медленно к столу.
Старушка, мать,
Простиранный передник
Подвязывает
Ниточной тесьмой:
“Ну, че с тобою,
Может,
как намедни,
Опять с Москвы
Ты получил письмо?..
Мы в молодости
Блажились грехами,
Бывало, пасху
С масленицы ждешь, —
Ты и меня-то
Вымотал стихами,
И сам на человека
Не похож.
Не спишь, читаешь,
Куришь,
куришь,
куришь,
А я реву украдкой
До зари,
В журнал пошлешь —
Показывают кукиш,
Во иезуиты,
Черт их подери!”
3
А дальше — мать
Поведывала с чувством,
Как на экране,
Бравы и лихи,
Читали
представители
искусства
О райской жизни
Райские стихи.
Мол, мы равны,
Мол, мы шагаем гордо,
Громя барьер
Антисоветских свар,
И каждая
Зардевшаяся морда
Попыхивала,
Словно самовар.
Я знаю сих
Румяных патриотов,
Их разум
Не страданьем занятой:
Они, восславив
Одами кого-то,
Червонец
Узревают в запятой!..
Они едят
И нас не замечают,
Им хлеб — не в хлеб,
Посев им — не в посев,
Они на письма
Наши отвечают,
От нежности
К Хрущеву полысев.
У нас тоска
Тревожней, чем антенна,
У них тоска —
Бухгалтерский порог,
Меня зовет
Горластый гимн мартена,
А их манит
Лососевый пирог.
Кремлевский вождь
Весьма на речи шалый:
В них много
Обещаний и воды,
Но не отмыться
русскому,
пожалуй,
От накипи
Марксистской бороды!..
Темнеет,
Сосен острые верхушки
Луну приподнимают
За бока.
Я обнимаю
Бережно старушку
И улыбаюсь ласково:
“Пока!”..
А летний дождь
Танцует по газонам,
Дрожит роса
На скошеной траве.
Я думаю о жизни,
О законах,
О доблестной,
Распахнутой братве.
И вырастают
За спиною крылья,
И впрямь земля
Пускается в круги,
Не сказкою
разбужена,
а былью,
И кажется,
Кричит она: “Не лги!”
4
Довольно нам
Бравады и позора,
Нас выкупали
В мерзостной воде,
Коль нету
Над
генсеками
надзора,
Никто народ
Не защитит в беде!
И вы, и вы,
Далекие потомки,
Припоминая
Исповедь мою,
Глушите их посулы
В грозах громких,
Сметайте их
У бездны на краю.
Чтоб не смогла нас
Захлестнуть эпоха,
Чтоб на нее
Накинуть нам узду,
Мы втихомолку,
О нужде поохав,
Ракеты посылаем
На звезду.
Я восемь лет
Под заводскою крышей
Утратил незаметно
День за днем,
Где каждая труба
Угаром дышит,
Где каждый камень
Вышерблен огнем.
Я не имею
Ни одной сберкнижки,
Ни дачи,
ни машины,
ни ковра,
Жена — мое богатство
Да сынишка,
Да мама,
До наивности добра!
5
А большего
Я не хочу, не надо,
Последний рубль
Я завещу стране,
Лишь равенства бы
Храмовой наградой
Хотя б в грядущем
Пользоваться мне.
И нет в груди
Ни зависти, ни грусти,
А мама, мать,
Качая головой,
Вздохнет печально:
“Разве же пропустит
Святой упрек
Писака нулевой?!”..
Ее слеза
Ресницы обогреет,
И я под городской
Нещадный гам
Бегу домой, бегу,
А ветер
реет,
А ветер бьет
С размаху по щекам.
Нас предадут
Кремлевские мессии
За тайное
Стяжательство свое, —
Детей России,
Матери России,
Сынов ее
и воинов её!..
Слово — моя жар-птица
Балладу я написал в 1961 году, а через тридцать лет кремлевцы, горбачевцы и ельцинцы, разрушили СССР, державу народную, за свободу которой наши деды, отцы и братья, проливая кровь, легли под обелиски: да, одни — в Мавзолей, другие — в общую солдатскую могилу.
А между мавзолеями и воинскими могилами — теперь, как чирьи, сочатся гноем виллы, коттеджи, дворцы олигархов.
Входил я в родную русскую поэзию, есенинец, под сильным влиянием душевного кедринского голоса:
Смуглая рука царя Ивана
Крестоносцев по щекам бивала,
И кружили по степным яругам
Коршуны над нами — круг за кругом
Это — в минуты воспоминаний о нашествиях чужеземных разорителей на Русь. А вообще — Дмитрий Кедрин очень добрый, даже очень нежный поэт. Дружественный и прощающий.
И отношение в Мытищах к нему — нежное: в городском краеведческом музее память о нем закреплена его книгами, рукописями, фотографиями и биографическими подробностями. Жил здесь. И погиб рядом… В пути погиб — на скорости. Бериевцы поторопились, бандиты ли усердие проявили? Но искусство неистребимо.
Воздействие на благородные натуры мытищинцев поэт оказывает несомненно. Недаром же праздник “Сияние России”, посвященный 100-летию Сергея Есенина, прошел в Центральном Дворце культуры с таким пониманием и взаимной симпатией — жителей города и писателей Москвы: мьтищинцы красиво встретили нас. Премию Дмитрия Кедрина учредили… Не от богатства учредили, а от благородства.
А глава администрации района Анатолий Константинович Астрахов, — как теперь мы говорим, со своей командой, — помог нам, литераторам столицы, контактами, деловыми и скорыми, с хорошими и надежными людьми в редакциях газет и радио, в самом Дворце культуры и в коллективах предприятий. Соединил нас.
Мы, секретари Союза писателей России, ведем большую творческую работу в областях, краях и республиках России, постоянно поддерживаемые главами администраций регионов. Рязань, Тамбов, Смоленск, Оренбург, Горно-Алтайск, Владимир, Псков, Ярославль, Волгоград, Москва, перечислять не нужно: во многих областях, краях, республиках и сейчас звучат выступления деятелей культуры. Да, трудно живем, да, забот и горя хоть отбавляй, но мы люди, мы слышим песни, верим в музыку и в слово, искусство, как хлеб, как одежда, как свет Кедрина или Есенина, Пушкина или Льва Толстого, — в нас, в детях и внуках наших. Вдохновение и разум правят нами.
Готовя тот первый праздник “Сияние России”, как сопредседатель Союза писателей России, я проникся уважением к Анатолию Константиновичу Астрахову и его коллегам. Инженер машзавода, крупный и опытный хозяйственник, руководитель, чья судьба годы и годы лепилась, шлифовалась на народе, а не в кабинете, он, как мне думается, психологически ненавидел “современную” демагогию, обещательство и безнаказанное дармоедство, ликующее обжорство. Мало говорил. Строгий. Мыслящий. Подвижный эстетикой нравственности и откровенности. Нет “простых” людей у руководителя под рукою: кроме чая и пряника, кружки молока и чарки водки, у народа, у человека — совесть есть, сердце есть, боль за пережитое и за грядущее имеется, неодолимая, пока — радость не мелькнет впереди. Можно только представить: каково ныне — поддерживать сносную жизнь и культуру?..
Мы, писатели столицы, удивляемся фабрике декоративной росписи в Жостове, великолепному краеведческому музею в Мытищах, молодежному театру, драматическому театру, вдохновением различных кружков художественной самодеятельности при Центральном Дворце культуры.
Это все — реальная жизнь. И нельзя мне, десятилетия связанному накрепко с поэзией родною, промолчать еще об одном интересном инженере-строителе, Сошине Викторе Михайловиче, кто заложил фундамент и начал возведение Центрального Дворца культуры в Мытищах. В отличие от сдержанного Астрахова, Сошин словоохотлив. Подозреваю — стихотворец, ибо служение его русской поэзии обдуманно и постоянно.
Много лет назад в Москве трагически погиб талантливый поэт Вячеслав Богданов, двоюродный брат Виктора Сошина. Гибель Вячеслава Богданова в некоторой степени похожа ужасной таинственностью на гибель Дмитрия Кедрина, сказать можно теперь, — земляка мытищинцев… Гибель брата-поэта пронзила сознание Виктора Сошина, и он как бы слился с великим звездным миром русской поэзии.
Виктор Сошин наизусть читает стихи брата:
Улеглась в гостинице гульба,
Желтый мрак качался в коридоре.
Как смогла ты,
Подлая труба,
Удержать такое наше горе!!!
Не вино сдавило вдруг виски,
Не метель,
Что выла, словно сука, —
Это пальцы подлостей людских
Прямо к горлу подступили туго.
Спал подлец,
Напившись в кабаке,
Над поэтом зло набалагурясь…
Смертный миг…
Лед треснул на Оке…
Только мать на всей Руси проснулась…
Стихи — о Есенине. Стихи — о нас, о нас, дорогой мой читатель, с тобою, о национальной русской беде нашей!.. Потому и помогал поэтическому празднику в Мытищах Виктор Сошин — душа его, сопереживая, нам помогала. И праздник весны — дни литературы в Мытищинском районе — у нас получается. Сошин — желанный человек в газете “Родники”, на радио, в литературном объединении им. Дмитрия Кедрина, желанный человек на стройке, в цехе, в квартире ветерана труда: “Ай, яй, яй… я не узнал тебя, Виктор Михалыч, слепой уж я, считай, слепой!.” — “Слепых стариков у нас нет, все вы острее нас нужду видите!..” — “Так-то оно и так, пожалуй, Михалыч!..”
Что же?.. Я верю неизвестному мне ветерану. Я благодарен инженеру и руководителю Астрахову, к сожалению, покойному теперь. Верю строителю Сошину. Ведь искра красоты, искра горькой человеческой дороги в умных людях теплится, а без этой искры грустной — радость и доброта не постучатся в твое сердце, и твоих надежд ласковое вдохновение не коснется.
Недавно встречала нас, прозаиков и поэтов столицы, древняя Вязьма. Вместе с нами — тосковала, смеялась, гневалась, восторгалась и аплодировала. Как в Мытищах…
О, наши благородные люди ничего не забывают: оскорби их — простят, забудут, но запомнят… Сделай им хорошее — заметят, забудут, но вспомнят… Депутат ты, генерал ты, поэт ты, но ты — в народе своем, ты — в центре России своей, измученной, упорной и вечной.
И стреловидный обелиск на площади в Мытищах, вознесенный к облакам, — в память о погибших защитниках Отечества, — подтверждает сказанное мною:
Эти скоростные перегрузки
Задушили черным шарфом лес.
Хорошо нам, русским, среди русских,
И в просторе русском — свет небес!
Вон, с холма взлетая, точно птица,
Сквозь пургу невыносимых драм,
У тебя во взоре золотится
Куполами белокрылый храм.
Красотой и мудрою отрадой
Близких он встречает на пути.
Я хотел бы за его оградой
Свой приют, со временем, найти:
Чтобы ты склонялась и шептала
Имя позабытое мое.
Мгла страну родную расшатала,
Виснет у околиц воронье.
Я одну люблю тебя и снова
Говорю: “Душа моя чиста!..”
Я тебя целую или слово,
Так я пьян — не оторвать уста.
Нас не очень жалуют в европах.
Горизонт не станет голубей.
И не зря цветет на русских тропах
Огненными вспышками репей.
Храмы Подмосковья — в шеломах ратных, золотых, сколько они пережили нашествий и разорений, сколько они одолели зла, горя? Храмы России — часовые истории русской, свидетели и очевидцы ее.
Он и мы
Имя Дмитрия Кедрина — благородное имя. Вокруг такого имени надо всегда теснее держаться. Россия велика, и, слава Богу, много в ней имен осиянных, много в ней краев, дорогих сердцу русскому. На древней рязанской земле родился Сергей Есенин, и каждый год в октябре месяце над Окою звучат бессмертные строки поэта, летят в синие раздолья песни. Разве не разволнуется душа?
До тридцати тысяч ценителей русской поэзии собирает праздник над Окою, прилетевших, приехавших, пришедших из разных мест, близких и далеких. Я встречаю этот праздник уже не первый десяток лет. Рязань преображается, даже бабушка и та стремится принарядиться, помолодеть, а юные рязанцы сверкают удалью и талантами: здесь особая чувственная волна, здесь русская стать проверяется. Здесь воскресают и явью текут рядом с Окою легенды о Евпатии Коловрате и Дмитрии Донском.
Глава администрации Мытищинского района Анатолий Константинович Астрахов основал кедринский праздник, праздник поэзии, праздник духа русского, и теперь праздник перерос в традиционный, его ждут, к нему готовятся мытищинцы. Жаль, что в Московской области, огромной области страны, пока только в Мытищах горит свеча вдохновения, как горит она на крутом берегу Оки… И это — заслуга Анатолия Константиновича Астрахова.
Жизнь течет, плывет, мчится. А наша, человеческая жизнь — вздох, облако, то черною грозою протаранено, то солнышком радостным согрето, и мы не должны забывать: в Подмосковье много имен славных, много друзей, собратьев упокоилось. В Абрамцево — Андрей Дмитриевич Блинов, прозаик, труженик, защитник России, израненный, награжденный, офицер Великой Отечественной, а в Семхозе — Иван Иванович Акулов, один из самых неподкупных русских писателей. Солдат, подполковник, на усадьбе Ивана Сергеевича Тургенева пуля немецкая его прошила. Иван защищал Ивана!..
О, Есенин!.. Христос ты Русский. С Факелом лунным шагаешь ты по России, освещая путь нам из газового и нефтяного мрака, из железной гари и огня междоусобиц, распрей и склок, судов и убийств, зовя нас встать на тысячелетнем Холме Братства и оглянуться вокруг. Кедры шумят в Сибири. В Рязани гнутся берёзы. А на Смоленщине ивы плачут.
Сколько крестов растоптано и забыто? Сколько осиротелых обелисков погасло в просторах русских? Ах, Есенин, Есенин!.. Я, русский поэт, твой поэт, мы, русские поэты, твои поэты, мы — воины русские!
Иди, шагай, Есенин!
Свети, говори, пой Есенин!
Здравствуй и побеждай, Сергей Есенин!
Литературные праздники в Мытищах соединяют нас, действующих литераторов. Мы встречаемся: Михаил Алексеев, Петр Проскурин, Алесь Кожедуб, Игорь Ляпин, Станислав Куняев, Михаил Ножкин, Валерий Ганичев, Арсений Ларионов, Юрий Кузнецов, Александр Бобров, Анатолий Жуков, Владимир Крупин, молодые и старые, начинающие и знаменитые, встречаемся, говорим с народом, кровным, добрым, относящимся к нам с уважением. Уважение — обоюдно.
И премия имени Дмитрия Кедрина не выражением суммы, не масштабом рубля, а заботами о слове русском, о культуре русской прекрасна: Петр Проскурин и Юрий Кузнецов не обделены почетом, но кедринскую премию они приняли с гордостью. Да и люди, мьтищинцы, теперь — читатели наши и слушатели наши, коллеги наши, охотно ведут беседы с нами о литературе, а литература, как сама жизнь, как судьба твоя, на любой дорожке, на любом повороте — ты, дети и внуки твои…
Вечера литературные надо, разумеется, организовывать, тратить ради наших встреч силы и энергию, но иначе как? Не глухонемыми же нам нести крест свой? Литература на Руси — почти”религия. Во времена, когда казнили наши храмы, позорили и охихикивали Богов наших, а наши молитвы просто запрещали, литература наша, особенно поэзия, помогала родному народу остепениться, устоять, не ослепнуть от гнева и обиды. Поэты как бы взяли на себя частицу умиротворительной обязанности, небесную долю возвышенности, святой надежды на лучшее и в народ, в народ передавали: поэты ведь глубоко в народе, как тальник в земле…
Сегодня мы ясно осознаем: те народы России, которые сохранили в себе и в дому своем заповедные истины и не потеряли в общем бытовом гуле голос родной культуры, голос праздников и поэтов, зов и страдание их, эти народы не согнулись, не измельчали, а растут и добиваются национальной осанки и поступи, несмотря на хаос и конфликты, навязанные России и нам нахальным ворьем и кровавым экстремизмом.
Поэта родит народ, воспитывает народ, изучает народ, и на могилу его, поклониться ему, приходит народ!
Вспомним Дмитрия Кедрина:
Весь край этот, милый навеки,
В стволах белокрылых берез,
И эги студеные реки,
У плеса которых ты рос.
И темная роща, где свищут
Всю ночь напролет соловьи,
И липы на старом кладбище,
Где предки уснули мои.
И синий ласкающий воздух,
И крепкий загар на щеках,
И деды и андреевских звездах,
В высоких седых париках.
И рожь на полях непочатых,
И вот хлеб-соль средь стола,
И псковских соборов стрельчатых
Причудливые купола.
И фрески Андрея Рублева
На темной церковной стене,
И звонкое русское слово,
И в чарочке пенник на дне.
И своды лабазов просторных,
Где в сене — раздолье мышам,
И эта — на ларчиках черных —
Кудрявая вязь палешан.
И дети, что мчатся, глазея,
По следу солдатских колонн,
И в старом полтавском музее
Полотнища шведских знамен.
И ежики, чтоб вихрем летели!
И волка опасливый шаг,
И серьги вчерашней метели
У зябких осинок в ушах.
И ливни — такие косые,
Что в поле не видно ни зги…
Запомни: все это — Россия,
Которую топчут враги.
Так поэт говорил своему народу в 1942 году. Худой и томимый неутешной верностью Отечеству, он, поправляя очки и щурясь близоруко, не смог удержаться — записался добровольцем в ополченцы. Русский поэт, человек русский, с детства и до седых волос, до конца своей прекрасной и гордой жизни,— шел на голос матери, на зов России!..
Имя Дмитрия Кедрина, а вернее — премия имени Дмитрия Кедрина присуждена не только Петру Проскурину и Юрию Кузнецову; она присуждена Вячеславу Макарову и Юрию Петрунину, Николаю Кондратьеву и Сергею Куняеву, Александру Боброву и автору данного очерка…
Духовная свеча, зажженная Анатолием Константиновичем Астраховым, не погаснет. Ее мудро и достойно сохранит в родном городе новый руководитель, Александр Ефимович Мурашов, который родился и вырос в Мытищинском районе и взял заботу о нем на собственные плечи. И мы желаем Александру Ефимовичу Мурашову, человеку острой реакции и подвижнического опыта, желаем ему окрыленного самочувствия и успешной работы.
Белое поле, взгорки да холмики, а за ними, за ними, почти под самыми синими небесами — сверкающие хороводы лебединых русских берез… Подмосковье! Наше, летом — зелено-голубое, солнцем исцелованное, а зимою — белое, белое, морозно-серебристое, и даже вздох твой русский — летит впереди тебя и над шагами твоими звенит и осыпается инеем белым.
Вот и опять собрались в Мытищах прозаики и поэты Москвы.
Великолепный лицей встречает гостей праздничным шумом и аплодисментами. Встречу открыл преемник Анатолия Константиновича Астрахова руководитель администрации Мытищинского района Александр Ефимович Мурашов.
Власти хоть немного, да пытаются скрасить перед работящими людьми черный фон жизни. А иначе — как? И — люди пришли: молодые — с невестами и женихами, старые — с бабушками и внуками, студенты пришли, школьники пришли. Пришли рабочие. Интеллектуальная элита пришла…
О чем же говорили писатели с народом? Говорили о судьбе своей и твоей судьбе, друг мой, соотечественник мой, измученный фантастическими кровавыми несуразицами перестройки. Искали путь к согласию и проку в общем деле — разумному быту и хозяйскому равновесию государства. Пора нам посчастливеть, пора.
Делились заботами литераторов, болью творческой их о распинаемой национальной традиции и национальной красоте, распинаемой на торговых экранах и сценах “рынка искусств”, где часто суют нам вместо великих оригиналов таланта накокаиненные копии бездаря: хрипи — голос не нужен, разнагишайся — без галстука хорошо. Нельзя разрушать зеленую зону заветов: погибнем от эпидемий деградации. Зачахнем.
Говорили о тургеневских туманных рассветах. О бунинских милых рощах говорили. Возвращались к слову Александра Пушкина. К молитве Сергея Есенина. Иногда резко вторгались в нынешний час белого “Поля русского”: его должны пахать российские трактора, и в борозды должно ложиться российское зерно, а не купленная за колымское золото зарубежная спидовая пшеница…
Говорили про обелиски: их ведь в Подмосковье не сосчитать. А под ними горящими и плачущими свечами — братья-солдаты, сибиряки и уральцы, волгари и кубанцы. Да разве не каждый край в СССР дрался за честь и свободу Москвы?! Ее защитили народы.
Мытищинская администрация, Российский благотворительный фонд имени С. А. Есенина и Союз писателей России опять вручили дипломы новым лауреатам литературной премии им. Дмитрия Кедрина. Кедрин, повторяю, жил в Мытищах и убит рядом с ними. Убит врагами таланта, врагами красоты, врагами верности и вдохновения, вечными отравителями синих колокольчиков и лебединых берез в русском Белом поле. Зависть заквашена на слепой жестокости.
Я никого не предал. Я ничего не забыл!.. Я пришёл с Урала кланяться и служить России. Слушать Пушкина и Лермонтова. Слушать Некрасова и Блока. Слушать Есенина и Павла Васильева. Слушать Бориса Корнилова и Павла Шубина. Слушать Дмитрия Кедрина и Алексея Недогонова. И не мне руководители районов и городов делают добро, а им — поэтам, погибшим на дуэлях и на фронтах житейских, погибшим в расстрельных камерах и тюрьма: проклятых.
Я вам не кенар!
Я поэт!
И не чета каким-то там Демьянам!
Судьба моя — неистребимый труд во имя России. А слово моё — меч, поднятый в защиту России!..
Без родной песни, без родного танца, без родного поля и родного дома мы — никто, беспамятные роботы, включенные в чужую систему планов и прихотей. У нас единая дорога — к Белому полю, к белокрылому храму над ним! Единая и не одолимая никаким злом. Доброта вечна!
Михаил Алексеев, Егор Исаев, Арсений Ларионов, Анатолий Жуков, Нина Карташова быстро поладили с залом раздумиями, стихами, тем, на что надеется и чем трепещет чуткая душа человека.
Владимир Крупин, Александр Арцыбащев более конкретно и более подробно остановились на проблеме духовности: не решив ее, мы не сможем посчастливеть и по-сыновьи кинуть взглядом Белое поле, взять его в сердце, в судьбу взять, заодно взять с небесами синими, с лебедиными березами, летящими над Россией!
С нами Россия
А как читал Есенина Николай Пеньков! Как пела Татьяна Суворова! Нет, не пела она, не пела, а белыми крыльями сияла над белоснежной Россией нашей, истосковавшейся по красоте и покою!
Потому я и убеждаю земляков, друзей и сограждан:
Сколько бед в судьбе ни выносил я,
Главная одна у нас беда:
Синий свет очей твоих, Россия,
Нам не даст забыться никогда!..
Синий свет твоих просторов к ночи
Думы растревоживает вдруг.
Черный ворон опуститься хочет,
Очертив над головою круг.
Черный ворон гнутым клювом цакнул
И взлетел, и реет на путях,
Не свое ли сердце ворон цапнул,
Не его ли ворон сжал в когтях?
Нам не даст забыться на кургане
Крест
или в долине обелиск,
Каждый русский, в муках и в обмане,
Не колеблясь, принимает риск,
У России отняли жар-птицу,
Ты иди вперед за ней, иди,
У России взломаны границы,
Ты ее, святую, огради.
Если стая ворогов поганых
Вскинет сокрушающую сталь,
Синий свет погаснет на курганах,
Синий свет не осиянит даль!..
Любовь и верность, здоровье и отвага необходимы нам. И душа нам нужна, душа, вселенская и сторожкая, дабы слушать, как перекликаются белые лебединые березы со звездами синими в Белом поле русском.
Есть, к сожалению, и среди нас, поэтов, “пророки отчизны”, их издали видно: при бушующей толпе они за лжелидером на броню танка лезут поучать и лизать начищенные ботинки “вождю”, лезут, как тараканы к теплу, к “пирогу лидера” лезут, клопы, надувающиеся кровью народа родного в ситуациях, когда народу и без них отвратительно, горько, одиноко и беззащитно. Данные “пророки” легко, подобно посудной мухе, с грязной тарелки перепархивают на грязную сковороду, ненасытные и заразные, веющие разложением и смертью.
Иногда они, пресытившись итальянскими или американскими объедками, возвращаются в Россию: в модном костюме, сорочке, галстуке, туфлях, “под запад”, под “евроремонт”, так сказать, а все — веет от них тем же смрадом, заразой и эпидемией!.. Насекомые.
Дмитрий Кедрин служил родному народу. Служил родной земле. Служил СССР. Служил России. Погиб — за верность Родине и народу. Он — солдат, он — защитник, он — офицер! Мы, русские поэты, вошедшие в родную литературу в шестидесятые годы, взлетали с крутого берега на Оке, из есенинских далей, с Урала и Донбасса, с Кубани и Сибири, взлетали, шепча строки Кедрина и Комарова, Недогонова и Шубина, Васильева и Корнилова, Твардовского и Федорова, неистовых русичей наших!
Мы обязаны беречь русский язык. Обязаны хранить в себе крылатость и размах народного вдохновения, ласкового и грозного, лиричного и мятежного, покорного и победоносного, мы хранить обязаны, мы, имеющие сердце и слово поэта! Слово — народ. Слово — Россия.
Нам, русским поэтам, завещано не только неколебимое служение своему народу, но завещано и неколебимое служение народам-соседям нашим, чьи поэты-пророки крепили и славили единую великую Россию, они воевали за свободу нашу в атаках и на поле творчества, не предавал честность долга, красоту человека, мудрость и принадлежность дара, мы, пока существуем и творим, — с ними и с ними!..
Нельзя нам терять из памяти Есенина и Кедрина, а за ними, за ними, высоко, высоко — Пушкин, Лермонтов, Некрасов, Блок, куда мы без них? Дмитрий Кедрин трагичен в предсказаниях и реален, как библейский святой мученик:
Когда я уйду,
Я оставлю мой голос
На черном кружке.
Заведи патефон,
И вот
Под иголочкой,
Тонкой, как волос,
От гибкой пластинки
Отделится он.
Немножко глухой
И немножко картавый,
Мой голос
Тебе прочитает стихи,
Окликнет по имени,
Спросит:
— Устала?
Наскажет
Немало смешной чепухи.
И сколько бы ни было
Злого,
Дурного,
Печалей,
Обид, —
Ты забудешь о них.
Тебе померещится,
Будто бы снова
Мы ходим в кино,
Разбиваем цветник.
Лицо твое
Тронет волненья румянец.
Забывшись,
Ты тихо шепнешь:
“Покажись!..”
Пластинка хрипнет
И окончит свой танец,
Короткий,
Такой же недолгий,
Как жизнь.
В 1939 году поэт, посвящая это стихотворение своей жене Людмиле, вошел в нынешний день к нам. Вошел и печально разговаривает с нами. Вот и попробуй определи: где жизнь и где поэзия. Пророчество поэтично, а поэзия божественна, русский человек идет с нею через огонь и воду, на смерть идет с нею. свадьбу молитвою и ею венчает!..
Слесарь и ученый, поэт и конструктор трудились на благо и могучий авторитет Союза Советских Социалистических Республик. А кто же капал яд приватизации и ограблений в тарелки, чарки и души членов Политбюро?
Появился Миня Горбачев и, слюнявя друг друга с Борькой Ельциным, предала, продали, растащили народное государство, убили надежду в нас и обнищили нас.
Что, все анаши накурились? Что, все чекисты тельцом золотым обожрались? Или очередь за квартирой, за водкой и за колбасой им опротивела? Но в очередях они не стояли. Перекачка народа из края в край, со стройки на стройку, сгон с земли, марксистская интернационализация, обещания и ложь — но ведь это всё осталось в России, только гораздо хуже, чем в СССР!..
Яшу Свердлова сковырнули на площади Революции, Фелю Дзержинского выбросили, а бетонная будка с Марксом на Театральной мозолит глаза… Как можно было на потологической ненависти Маркса к России новую Россию строить?
Выносить Бланка или не выносить из Мавзолея? Выноси — вноси, вноси — выноси, заноси — уноси, а куда народную беду и нищету деть?
Цинизм и расистская жестокость реформаторов ни дня, ни часа не дает покоя народу: каждое утро — подскакивают цены на продукты, на телефоны, на жилье. Обмен документов и фотографий, водительских прав, ордеров, удостоверений
Живые — падают. Мертвые — вздрагивают…
Победители
Сталину, Ким Ир Сену, Ким Чен Иру — вождям Революции посвящаю.
Автор
1
Магнаты. Банкротства. И цены.
И пули — внезапней дождя.
Жаль, нету
у нас
Ким Ир Сена,
Бесстрашной Кореи вождя.
В крылатые, юные годы
Он в том лишь призванье нашёл, —
И воля, и жизнь для народа,
Пусть горестен путь и тяжёл.
И каждый, кто честен и светел,
И каждый, кто сердцем крылат,
Увидел его и отметил:
“А вот наш учитель и брат!”..
Вставайте,
Вставайте,
Вставайте,
Свобода одна на земле,
И вы ее
не отдавайте
Жестокой прожорливой мгле!
Банкирам кровавая сцена,
Заводчикам бомба нужна, —
Им правда вождя
Ким Ир Сена,
Как ясное солнце, страшна.
Опомнится мир неделимый,
Гоня олигархов со сцен.
Да здравствует непобедимый
Товарищ
и вождь
Ким Ир Сен!
2
Рабочее знамя, алея,
Лети
над планетой,
лети!
Сегодня от стен Мавзолея —
Ким Чен со страною в пути:
За равенство
И за свободу,
Долой преступление каст, —
Он верен родному народу,
Он подвиг отца не предаст!
У многих строителей мира
Судьба — нищета и позор.
Да здравствует
жизнь
Ким Чен Ира,
Долой торгашей и разор!
Знамёна трепещут, багрея,
Я плачу
И радуюсь я:
Корея,
Корея,
Корея,
Россия,
Россия моя!
Зелёные травы и росы
И там заискрились и тут.
На общих высотах, как розы,
Теперь обелиски цветут.
Ласкают их тёплые воды,
К ним ранние зори спешат.
Под ними солдаты свободы,
Защитники правды лежат.
Их много,
трагически
много:
Кореи, России сыны, —
Широкая наша дорога,
Дорога побед и весны!
Шагают по ней миллионы
Влюблённых девчат и парней
И радостным ливнем знамёна
Багряно сверкают над ней.
Солдаты народной свободы,
Дорога у нас нелегка:
Мы с вами
Прошли
через годы,
Мы с вами
Пройдём
сквозь
века!
Сверкайте же, ливни и грозы,
Гремите салюты вокруг,
Цветите, ромашки и розы,
Глаза
И улыбка подруг!
Великое счастье — сражаться
За волю,
Её не купить,
И вместе нам надо держаться,
Соседство и братство крепить!
И дух наш, и Красная Пресня,
Мы вместе — и грозен наш путь:
Стучится
Свобода
И песня
В мою пролетарскую грудь!
Вставайте,
И мы поимённо
Героев, друзей назовём,
И красные наши знамёна
До синего неба взовьём!
3
Я голос тоски пересилю,
И мы нищеты не простим, —
У нас отбирают Россию,
Но мы палачам отомстим.
Мы выдержим долгую битву,
Сверкнёт над Россией заря,
Мы лозунг — “Вперёд!” —
как молитву,
Под сердцем проносим не зря.
Измена изменой зовётся,
Борьбою зовётся борьба,
И лучше — приказ полководца,
Чем жалкая участь раба.
Зовут и звенят кумачёво
Нам вещие флаги из тьмы.
И прокляли мы Горбачёва,
И Ельцина прокляли мы!
Америка злобой бесплодной
Теснит нас и ложью щедрот.
Да здравствует
братский,
свободный,
Бессмертный корейский народ!
Знамёна трепещут, багрея,
И плачу, и радуюсь я:
Россия моя
И Корея,
Корея,
Россия моя!..
Долой олигархов и прочих
Банкиров —
их жадную пасть,
Да здравствует совесть рабочих,
Рабоче-крестьянская власть!
Священная дата бесценна:
Так выпьем в созвездии Лир —
За Сталина,
За Ким Ир Сена,
За Вас,
дорогой
Ким Чен Ир!
Мы горя хлебнули немало,
И я говори без прикрас:
Уж лучше —
Пусть царствует Мао,
Чем суки,
предавшие нас!..
4
Они рассекли, распродали
Советский Союз,
А теперь
Мерещится лично им Сталин
И Берия скрябает дверь…
У нас-то, в страданьях и муках,
Прибавилось дюже ума, —
Я слышу — тоскует о суках,
Махая кайлом,
Колыма:
Она бы им всунула в руки
Кайло,
Лишь успели б прибыть,
И лет по пятнадцать бы суки
Старались кайлить и долбить
Различные руды по шахтам,
Газеты,
Ликуя,
Читать,
И общими зэками Штатам
Грозить
И о счастье мечтать!..
Марксистское знамя над Миром
Поднять на последний редут
Идут
Ким Ир Сен
С Ким Чен Иром,
Бронштейны
И Бланки
Идут!
Тропой горбачевскою Ельцин
Бредет — не вернется домой,
А ляжет, с похмелья, на рельсы,
С ним Яковлев,
Очень хромой…
Мы верим в героев,
На Бога
Надейся, а сам не дремай:
Вожди у нас есть и дорога,
Прямая — из Ада и в Рай.
Мы гимн михалковский недаром
Не слушаем даже с утра.
Бурбулисам,
Кохам,
Гайдарам,
Чубайсам
И Грефам —
ура!!!..
1961 — 1999 — 2002 — 2005