ОБИДА И БОЛЬ

Кричишь, хрипя, мол, супер-патриоты,

А супер-патриоты кто, народы:

Через огонь на смерть они пойдут,

Но Родину врагу не отдадут.

Итог:

Вот и тебе пора бы, идиоту,

Стряхнуть с очков сионскую блевоту!..

Совесть не молчит

А что изменилось к лучшему в жизни и в судьбе поэта? Ничего. Стало хуже: раньше государственная цензура строго процеживала соде­ржание произведений, но государство и отвечало за быт и настроение поэта, и старалось в тяжкие минуты поддержать того, кого оно не спускало с глаз. Либерально-продажная челядь ЦК КПСС.

А теперь? Теперь — поэт в загоне. Он вообще не нужен никому: ни государству, ни согражданам, ни себе самому. Содержание произведе­ний контролируется не менее жестоко — только не государством, а рублём. Заграничным долларом. Не угождаешь Америке, Западу — толкись в толпе забытых и забомжелых. Нищая неприкосновенность.

Русская национальная забота не имеет права на существование, она, русская забота, чуть зародившись, уничтожается ельцинистами.

Сегодня раскулачивать некого: русская деревня умерла, задушенная новаторами социального переворота. Внуки Борухов, Абрамов, Моисеев, Ицхаков, окопавшиеся в Кремле, раскулачивают русских в городах, русских, уцелевших после геноцида. Но геноцид продолжается: под видом безработицы, под видом повышения платы за квартиры, под видом бандитской приватизации — ликвидация русской надежды бурбулисами и ко­зыревыми не мечта, и русские христопродавцы помогают катастрофе.

Изменники Родины добиваются закона — распродавать русскую землю — последнюю опору русских, и первый борец за распродажу легендарной земли русской — президент России Ельцин!.. Как он попал в президенты страны, которую он презирает, циник? Как попал в премьеры безда­рный бумагомаратель, «журналист» Гайдар? Какая мафия их, изменников, направляет? Дейч сионист. И Дудаев сионист. А Немцов?..

Я, седой русский поэт, готов ответить за любую строку любой фразы в статье: пусть меня судят негодяи, растранжирившие мою Россию, пусть! Я не боюсь их. Я даже смерти не боюсь: погибнуть за Россию — награда от Бога!.. Россия раскачивается, колеблется, усомняется — от «Протоколов сион­ских мудрецов» до «Капитала» Маркса и Энгельса, от Ленина до Сталина, от Шеварднадзе до Бжезинского: храмы позволили опустошить и музеи, запасни­ки и прииски, революционируясь и перестраиваясь под «цивилизованный мир», где нищие побираются, а богатые со смеху в икряные тарелки харями оку­наются. Демократия. Тысячелетней имперской России ленинцам на восемь десятков лет не хватило. Народ разорван и территории разбазарены, а за­воды и фабрики отобраны у рабочих, земля вырвана у крестьян.

Литературные группы и табуны, стада и стадочки, бугаи и тёлки хрус­тят несвежими травами на философских лугах и садовых участках, а иногда и в псевдорусских салонах, куда никогда не входили Борис Ручьёв и Васи­лий Фёдоров, Владимир Семакин и Александр Твардовский, Юрий Адрианов и Борис Примеров, Дмитрий Блынский и Николай Благов, Людмила Шикина и Лев Котюков, Василий Макеев и Виктор Коротаев, Владимир Бояринов и Людмила Щипахина,- Вадиму Кожинову не до них, а Станиславу Куняеву, главному ре­дактору «Нашего современника», без них в кабинете тесно…

Вадиму Кожинову обязательно ли отличать чеснок от лука, а Рейна и Кузнецова с Бродским полезно ли различать по языку и манере Владимиру Бондаренко, центристу-кожиновцу?

На фото двое их, певцов,

Они равновеликие,

А кто тут Рейн, кто Кузнецов,

Известно лишь в Калмыкии…

Сейчас «русские патриоты», сосущие по пятнадцать и двадцать титек сразу, литдельцы, литворы и литолигархи, приспособились к русской маме, рязанской золотистоволосой Хакамаде и ко второй русской мамаше, тоже золо­той, как «Сибнефть», супруге хозяина банка «Изумрудный», здорово нас, писа­телей, обчистившего, приспособились — премии Позднякова? Слава Господу — не загремели под суд. А деньги мы, а не Столповских с дамами заработали, но мы не установили крепких решёток на дверях предприятий и касс…

Троцкий… Свердлов… Ягода…

К горлу твоему тянется бандитский нож, когда нищета полонит семью, а разврат уничтожает детство и юность — как вынести такое, как смолчать о погибельной мгле, окутавшей Россию?!

Изменникам и подлецам — не заметить предельной духовной устало­сти народа, твоего народа, измученного русского народа, окованного цепями березовских и гусинских, абрамовичей и черномырдиных, потаниных и мамутов, а Льву Ивановичу Скворцову, страдающему об отчей земле, рождённому в серединной золотокупольной России, в прекрасном городе Владимире, на просторах золотозвонных рождённому, ему нельзя, ему сам Бог велел бороться и побеждать русофобствующую нечисть.

Пять лет страна живёт не в масть,

У нас бездарнейшая власть.

Некоторые строки, строфы, отдельные фразы басен и стихов Льва Скворцова* как бы встают рядом с пословицами и поговорками, встают рядом с присказками и сказками русскими — столько в них яркой дей­ствительности, искорёженной «хозяевами», столько в них законченной осмысленности факта, противоречия, негодования: афористичность и отшлифованность слова увлекают тебя далее и далее по страницам книг…

Жуя заморскую лапшу,-

Куда мы катимся, спрошу?

Или:

Идёт сплошная бесовщина,

А имя ей  — чубайсовщина.

Или:

Конфуз тот помнят и поныне:

На провожанье войск в Берлине

Так захотелось вдруг Банану

(То ль с придури, а то ли спьяну),

Подумавши не этим местом,

Подирижировать оркестром,

Махая палкой невпопад

И далеко отставив зад…

Казалось: выпил, что с того?

Да стыдно было за него!

Нам за них, грабителей России, стыдно, нам за них, убийц и отмывателей русского золота в загранбанках, стыдно, а им не стыдно, им, чужеверцам и чежеземцам, не стыдно в коттеджах и виллах, особняках и дворцах, в России не стыдно и на Канарах не стыдно, где их палаты построены на нашей крови и наших слезах. Не стыдно олигархам — они же не видят нищих, ковыряющихся в мусорных свалках?

Но ведь анафема их не берёт. А мы, русские, наследники Коловрата и Донского, Суворова и Жукова, мы терпим проходимцев!.. Кто мы? Интересна дисциплина звукописи в книгах Льва Скворцова:

У нас страна другая, блин! —

Здесь Клинтоном не выбить клин!

Или:

И даже Кабинет Овальный

Переиначили — в «Оральный».

Нашему-то, позднее, не до «Орального» было: спился, испакостился и обрюзг. Провис между подмосковным мостом и берлинским оркестром.

Но звукопись интересна! А вот Евгений Гангнус восхищается, в пример приводя строки Пастернака, зря:

Я ранен женской долей,

И след поэта — только след

Её путей, не боле…. (Еёп утей — плохо!)

Или:

Чтоб играть на века,

Как играют овраги. (Каки грают овраги — плохо!)

Как играет река. (Каки грает река – ну плохо!)

Вкус обманул гениального Бориса Пастернака, а далее — вкус и слух да и халявистая самореклама объегорили известнейшего трибуна планеты, да, да, Гангнуса Евгения Александровича, три или четыре месяца назад получившего диплом об окончании Литературного института наверное, — перед надвигающимся юбилеем, 70-летием бурной судьбы гения, измордованного сценами и столицами, курортами и ласками всех стран мира и обшарпанного рукопожатиями всех генсеков, султанов, президентов и путчистов Земли… Ветеран — рабфаковец… Лев Скворцов прав:

К правителям и там и тут

Их практикантки пристают…

Практика жизни — лицо человека. На лице человека — печать времени и судьбы. Кому — в герои, кому — в…..

Но литературное дело — кузнечное дело: логика должна быть стальною, а слово должно быть ковким и раскалённым — молния тьму пробивает, а гроза Поднебесную трясёт. И — слава Богу!.. То-то мы и заикаемся на лжи…

Творчество — нежность и любовь, насмешка и боль, возмущение и гнев, а в целом поэзия — цветущий куст черёмухи, смыкающий собою зе­лёные прибои лета и белопенные шторма зимы.

Иван Голубничий, московский поэт, слушатель Высших литературных курсов, вдумываясь в осязаемый день, вздохнул:

Когда душа окаменеет.

Когда отдашь себя сполна,

Когда с небес тоской повеет

И страшной станет тишина,

Когда к родимому порогу

Придёшь, как гость, издалека.

Захочешь помолиться Богу —

Но не поднимется рука,

Когда тебя оставят силы

И ты поймёшь, что это знак,

И скорбный ангел бледнокрылый

Смущённо отлетит во мрак,

Когда железные вериги

Тебе покажутся милей,

И ненаписанные книги

Взорвутся в памяти твоей…*

Один из бессмертных поэтов русских воскликнул:

«Молчите,

проклятые книги,

я вас

не писал никогда!..»

Седой учёный, Лев Скворцов, и молодой слушатель, Иван Голубничий, стонут — над разорением России, а разорители России купаются в голу­бых заграничных бассейнах, нагло похихикивая над нами, людьми русс­кими, защитниками и тружениками, наивно поверившими сладким, и лукавым обещателям рая, врагам поверили!..

Добрым быть — мудрым быть. Добрым быть — неодолимым быть. Добрым быть — зорким быть. Мы — виноваты перед Россией, и мы — победим её недругов! В 1917 году Максимилиан Волошин трагически воскликнул:

С Россией кончено… На последях

Её мы прогалдели, проболтали,

Пролузгали, пропили, проплевали,

Замызгали на грязных площадях…

Я внимательно вчитываюсь в дневники Владимира Гусева: виноватость и сожаление — вот надо бы порезче, вот надо бы подружнее, надо бы позорче встречать время и его деятелей, завороживших нас перестроечными небылицами, а позже расстрелявших несогласных, расстрелявших собственный народ у Дома Советов.

Есть в дневниках Владимира Гусева гражданская воля и гнев. Есть одинокая скорбь мудрого человека о разрушенной великой Родине, есть в дневниках, в кратких выплесках сердца, — вечное, русское, неистребимое возвращение всем существом своим к истоку, к началу, к роднику и к полю, к пространству необозримому, имя которому — стра­на, держава, Россия!..

О, мы непременно вернём туманно-голубую, метельно-белокрылую. ливнево-грозовую Россию нашу: к нам вернём, в скифские дали вернём, в души русские вернём! Дети и внуки наши поднимут и оберегут её!

Из дневника* :

«А всё гос-теле-радио круглые сутки бешено работало на туловище».

«10 декабря Верховный Совет мог просто взять власть, тем более что обращение туловища «к народу» было встре­чено полным молчанием.»

Или:

«Неужели народ себя покажет таким болваном?»

Да, тоска сыновья!.. Смятение и горе застят жизнь! Листаем далее:

«Избиркомы

Нам знакомы.

Табаковы.

Мордюковы,

Казаковы — избиркомы.»

Ух, как нам всем надоела воровская «сучья» дипломатия: сегодня я от Брежнева ухватил и проглотил, завтра я от Ельцина ухвачу и проглочу! Владимир Гусев ехидный — честный, грустный — честный, злой — честный, и его дневники — нрав поколения, образованного и работя­щего, верного и благородного:

«Патриоты болтают и делают свои личные дела. О большин­стве из «ведущих».

«Грязь и тоска глубинки. Непрерывный дождик. В автобусе пьянь и свары: все срывают друг на друге».

Русский народ объят бурею размежевания новообразованных госуда­рств на развалинах СССР, где нам, русским, нет спокойного места: мы всюду — не титульная нация, а оккупанты, хотя в иные края мы, русс­кие, пришли на двести и на триста лет раньше их, извините за выра­жение,- титульных… Надо было нам пример взять с американцев: они не задержались в созерцаниях титульных индейцев, они в считанные десятилетия коренные населения уничтожили. Теперь учат мир уважать права человека и беречь коренные культуры на земле.

А мы восхищались Марксом и Энгельсом, Лениным и Сталиным. Дзержи­нским и Ягодою, Кагановичем и Берией семьдесят лет, а кто их титу­ловал в России? Единственный титульный — Сталин. А Яша Свердлов? А Ленин? Журналист Игорь Изгарышев в «Аргументах и фактах» документа­льно оповещает в №17 за апрель 2001 года:

«На самом деле вся вина Крупской заключалась в том, что она сог­ласилась с мнением Шагинян, будто дед Владимира Ильича по матери был украинцем, а не русским. Но и её можно понять; не писать же было, что на самом деле отца Марии Ульяновой звали Сруль Мойшевич?»

Сталин многое знал о вождях Октября, но Сталин принял державу, империю, разворованную и утонувшую в классовых казнях, голоде, хол­оде и войнах, не до афер —  биографий соратников ему, когда из рук вырывают страну, на людских и природных ресурсах которой базируется идеология и надежды пролетариев планеты. И — досражались…

Как сосчитать — сколько в России деревень и сёл погибших, но кипевших крестьянством когда-то, а теперь — лишь обелиски жестяные да бетонные стеллы охраняют окаменевшую тишину округи? Русский народ исходит… Устал русский народ. Обиделся русский народ на Штойкманов и Коганов, на Срулей и Мойш, рожать перестал. К началу девяностых годов его, русский народ, за излечение себя и государства снова обобрали, осмеяли и вышвырнули с его же фабрик и заводов, а сейчас вытесняют из собственных квартир. Чубайсы ослепляют русских.

Мне очень нравятся рассказы Владимира Гусева, наполненные людьми и природой, нравятся его учёные труды, и дневник его читается так единоразово и вдохновенно! Без дрёмы и паники…

Прочитал я три книги. Три добрых умных голоса заговорили со мной и одарили меня раздумием.

Протоиерей Александр Шаргунов точно заметил:

«Наши враги хотят

продемонстрировать,

Что русские, загнанные

В резервации, — ничто.»

И что же?.. В путь. В путь. А там — посмотрим!..

Тихо, тихо в России: на юге — трава не шевелится и волны морские не плещутся, а на севере — весенняя изморозь в тундре засеребрилась, и слышу, слышу я бравый голос неутомимого ратника:

«Я потомок скромного и благородного псковича,

Желающий путь олигарха окончить добром,-

Вот и стою возле чума на Чукотке я и жду Абрамовича,

Аппетитно посверкивая свеженаточенным топором!»..

 

2000 — 2001

 

Родня или кунак?

 

Открытое письмо бывшему руководителю президентской администрации РФ, а ныне — энергичному раскольнику интеллигенции России и верткому приватизатору общественной собственности Филатову С.А.

 

Сергей Александрович!

Зачем Вам эта склочная канитель: звонить в жэки, в паспортные столы, в суды, в милиции, в разные чиновные отделы правительства, опи­раясь на прошлые связи — Вы долго ведь околачивались в президентских коридорах, управляя и наставляя вороватую обуржуазившуюся челядь, зачем? Зачем Вам сколачивать Новый Союз Писателей России из московских девочек и мальчиков, заманивая в сию «организацию» седых литдемократов и агрессивных перестройщиков?..

Писатели России без ваших интриг расколоты. Три или четыре Союза писательских в одной России. Мало? И каждый Союз — растёт численно, торопясь разбухнуть, дабы государство дивилось его силе и дарованию… Настоящий хозяин печётся о качестве и единстве общества, а Вы, прячась за спиною будущего «Союза», чуть ли не взламываете замки на Доме Ростовых, где десятилетия живёт и действует Союз Писателей СССР, ныне МСПС — Международное содружество писательских союзов. Лезете в здание наше и втаскиваете в него своего, зятя, Шабдурасулова,- Вы, оба, крупные лирики?.. Вы — избранные писателями классики, вы кто?..

Шабдурасулов — певец русского народа? А вы — певец народов СНГ? Вам и Шабдурасулову нужен Дом Ростовых, а не благородные творческие связи национальных писателей. У нас ведь всё разрушено такими, как Вы и Шабдурасулов: нет у нас ни домов творчества, ни больниц, ни газет, ни издательств, ни журналов, а те, выходящие еле-еле, не наши, честным, из них, пособить бы, а плутовские и прикрыть не грех. Ждём хозяина России — объединителя, а не разрушителя надежд…

Но Вы, но Вы-то причём? Прекратите лазить в наш дом! И пусть госпо­жа Матвиенко не способствует Вашей бессовестной авантюре — умыкнуть чужой дом. Писательский Дом СНГ! Спасибо госпоже-державнице за нищую пенсию и за бесплатный труд писателя: при ней всем нам, литераторам, вообще перестали оплачивать наше творчество. Спасибо.

Вы, Сергей Александрович, хвастаетесь: «Нас, группу девочек и мальчиков, примет президент России!».. Примет. Куда ему деться от Вас, обшоркавших кремлёвские коридоры?

Вас и отец Ваш, Филатов Александр Фёдорович, замечательный поэт русский, принял: имя Вам дал Сергея Есенина, имя русского Христа, а Вы?.. Я хоронил Вашего отца. Я уважаю его, русского есенинца, и Вас он объявил русским, а Вы?.. Как нам смотреть в глаза национальным братьям, как? Русский Сергей Александрович грабит их? Тёзка Есенина — хапуга?

Я думал: безвинная кровь людей работящих, пролитая Вами вместе с бандитом всея Руси — Ельциным, отрезвит Вас, кровавый дым, всклокоченн­ый Вами и ельцинскими головорезами, пылающий Дворец Советов, ну, расстрел детей и стариков, расстрел красивых и благородных соотечественни­ков Ельциным и Вами закручинит Вас, к прозрению и покаянию позовёт.

И для Есенинского фонда Вы — чужой человек: в фонде хапнуть нечего, Вам фонд ни к чему, да? А я ведь уважал Вас. Считал Вас есенинцем, о, я ведь преклоняюсь перед отцом Вашим, так оберегавшем память о Сергее Александровиче Есенине!

Вы, вчерашний советский инженер, вчерашний член КПСС, вчерашний парторг знаменитого завода, вчерашний депутат Верховного Совета РСФСР, как Вам не стыдно?! Предатель. Опустить над Вами красное знамя — оно вспыхнет!.. Всё, что можно и невозможно, всё, всё, что дала Вам мать, дал отец, речь русская дала, песня дала русская, Россия дала, всё Вы предали, зачем? Разве у Вас денег, долларов, нехватка: возле Ельцина неворующих не отиралось… Или Вы с кунаком бессеребреники?

Перестаньте плести интриги и лезть чёрным ходом в Дом Писателей СНГ и России. Писателей грабят только бандиты, а враждуют с писателями только антинародные и циничные руководители.

Свет поэта не перечеркнёшь и долларом не закроешь!..

 

Валентин СОРОКИН, поэт, Лауреат премии Ленинского комсомола. Государственной премии РСФСР им. А.М. Горького и Международной премии им. М.А. Шолохова.

В День Победы, 9 мая 2001 г.

 

Чем только нас, доверчивый народ, не травят? Россия — единственная страна в мире, где, не спрося, отобрали у народа всё, что он за много десятилетий построил, возвёл, отстоял в сражениях, даже дорогу и свет  отдали врагам: движение электропоездов разрушено, изуродовано, удорожало и развалило оно собою программу жизни слесарей и пожарников, инженеров и учителей, учёных и врачей, студентов и богомольцев, движение электропоездов ныне — ежечасная нервотрепка по России, а привычный свет — вчерашняя песня… Аксёненко и Чубайс разгромили уклад быта.

Перестроечные оккупанты подлее раскулачивателей: те не скрывали пистолетов, трясли ими над головами несчастных и вышвыривали жертв на Соловки и на Колыму, а эти культурнее, эти накручиванием цен и на тепло, и на воду, на пол и на потолок половину страны трясут и переселяют в менее «престижные» районы сёл и городов. Вся Россия при них, бандитах, не государство, а бескрайний табор, нищая кочевая стихия.

Для Израиля или США очищают предатели территорию русскую от русских? Завозят и закапывают под боком у нас ядерную течь и заразу, монтируя чёрные огромные могильники. Да ещё в Думе закупленные изменники, олауреаченные академики, бессовестно доказывают полезность данных могильников, дескать, на доллары, отсчитанные капиталистами нищему народу за могильники ядерные, закупленные академики специальные машины изобретут, нейтрализирующие смертоносную атомную грязь Америки и Запада.

Почему же продажные академики не закапывают ядерный ужасный мусор в Горках — 9?.. Или — в Барвихе? Поближе к хозяевам разорённой России, почему? Почему возле Троице-Сергиевой лавры закопать атомную заразу разрешено, а возле дачи Ельцина нельзя?

В Моей Челябинской области, несчастной и замордованной ядерными торгашами, атомные лучи центра «Маяк» царапнули более полутора миллионов человек, а население области — около 3 млн. 200 тысяч человек.

При катастрофически низкой рождаемости в районы, поражённые ядерной течью, к детям подступила неизлечимая беда:

На 47 родившихся — 30 с патологиями,

На 45 рождённых — 43 с патологиями.

Исследования показывают, что уровень генетического поражения у потомства ещё выше, чем у родителей. И в Думе находятся депутаты, «добровольцы», овчарки, подвывающие в охранном режиме США и Западу, кто защищает план ядерной орды, направляемой розоворожею закулисой во глубину России, план уничтожения народов России и прежде всего — ненавистного мировой закулисе русского народа: обессилят русский народ — легко разделаются с другими. Но разве лишь ядерной заразой уничтожают нас?

26 мая 2001 года Марина Хилькевич в «Московском комсомольце», ликуя, озвучивает диалог двух геев, педерастов:

«Игорь: Я, конечно, грубее Саши, зато он циничнее. Поч­ему-то существует абсолютно неправильное мнение, что кто-то из нас обя­зательно выполняет роль жены, а кто-то мужа. Нет, всё бывает каждый раз по-разному».

Далее:

«Позиции, виды секса мы используем самые разнообразные. Единственн­ое, чем мы не пользуемся, так это всякими штучками из сексшопов, нам этого не надо, всё хорошо и так».

С какой захлёбывающей завистью Марина Хилькевич рекламирует погань и преступление?! Наплевать ей на наши русские устои. Наплевать ей на наше русское понятие греха. Наплевать ей на наше русское понятие позора и недозволенности. В чужом народе им, хилькевичам, им, отобравшим у нас радио и телевидение, им, отобравшим у нас газеты и журналы, театры и больницы, им, презирающим русских, им, уничтожающим нравственность и здоровье наше цинизмом разврата и жестокости, им — полная свобода в чужом народе, в чужой для них стране,

От Марины Хилькевич со страниц «Московского комсомольца» несёт зловонием: о, как же она ненавидит обычаи народа, среди которого она живёт и размножается?! И сколько ребятишек наивных она развратит и погубит своими животными ликованиями, а? Мы, русские, так зануждёны и замучены пришельцами — даже подать в суд на них некому.

На арабско-израильском конфликте сионистские средства информации ссорят нас умело с мусульманами Востока и внутри нашей России. Беду Израиля, войну с арабскими народами, они как бы подают, делают её на экранах и сценах общей, ну вроде мы и евреи одинаково страдаем, и земля у нас общая, и государство общее, и мы; русские, оплакиваем русских, погибших от камикадзе палестинских в Израиле, т. е. мы, в России, а в Израиле — опять мы… Не те, покинувшие Россию, а мы.

В то же время — развратная грязь и зараза сионистских информационных центров в России настраивают коренных российских мусульман думать: это — русская грязь, русская зараза — раздевание и насилование девочек и мальчиков-подростков, сожительство женщин русских с боровами и кобелями, пьянство русских офицеров и кровь, пролитая в Чечне, любой повод используют сионисты в России, дабы разжечь могучую и неодолимую многонародную Чечню, резню в народах и племенах России.

А русские деревни в республиках России вымирают быстрее, скажем, как вымирают русские сёла в Казахстане или в Прибалтике, русские люди бегут в города, бросая отчие дома и древние могилы своих предков: мастерски организованная «виноватость» русского народа перед народами России, организованная сионистской печатью, телевидением и радио, го­нит русских с насиженных мест, гонит по всему планетарному пространс­тву, печать же не только в России захвачена евреями, сиониствующими врагами русского народа. И правительство России — сионистское.

На кого русским надеяться? Хан — в Калмыкии. Султан — в Башкирии. Паша — в Татарстане. На Кавказе — Масхадов и Басаев. А над ними — сам Хаттаб. Вытеснение русских из внутренних регионов России развивается бурно и стремительно. Подлец или болван рекламирует и утверждает: ра­спад России прекращён, он, распад, лишь начал запрограммировано набирать обороты, и каждый день накаляет их. Россия непременно и обязательно распадётся, если русский народ и соседние с ним народы не сомкнут ряды против сионистско-масонского ига в России, против превращения нас, народов России, в бомжей России. Иного не дано.

Русское терпение — русская погибель. Кого, кого только в гениях мы не терпели? Оренбург, Кирсанов, Маршак, Багрицкий, Слуцкий, Высоцкий, Окуджава, Мейерхольд, Вознесенский, Евтушенко. Кошмар какой, а?! А ведь и Пастернак — не гений:

Твой выстрел был подобен Этне

В предгорьи трусов и трусих.

Это гениальный Пастернак — о самоубийстве Маяковского, Скверно ска­зано: при чём «трусы» тут и «трусихи»? При чём тут кролики и крольчихи? И — пляжные голые при чём? Русскоязычные поэты лишены бесчисленных звуковых и смысловых оттенков и тонкостей русской речи, вот и гениальный Пастернак ляпнул: И вновь ляпнул:

Я думал о происхожденьи

Века связующих тягот.

Предвестьем льгот приходит гений

И гнётом мстит за свой уход. Корень «ход» надоел: три раза — в четырёх строках означен, ещё и мычание «гнётоммстит» завязло на зубах!.. А Гангнус-Евтушенко восхищён:

Всю жизнь я быть хотел как все,

Но век в своей красе

Сильнее моего нытья

И хочет быть, как я…

Гангнус восхищён: сия сырая и неудержимо-восточно-хвастливая стро­фа привела Пастернака даже не к юмору, не к иронии над собою, а к без­дарной грудобойности. Чем восхищается Гангнус? И у него нет вкуса?

Или:

Но для первой же юбки

Он порвёт повода,

И какие поступки

Совершит он тогда?

Какие? Изнасилует — судя по подтексту, но Пастернак не желал же чрезвычайного сексуального извержения? Подвела гения русскоязычность, та, которая часто подводит и Гангнуса: ему кажется — выражено велико, а для русского человека — смешно или просто бездарно:

На озарённый потолок

Ложились тени,

Скрещенье рук, скрещенье ног,

Судьбы скрещенье.

Зачем Пушкин посвятил Анне Керн красоту божественную?

Я помню чудное мгновенье…

Зачем Есенин клялся?

Я б навеки забыл кабаки

И стихи бы писать забросил,

Только б тонко касаться руки

И волос твоих цветом в осень.

У Пастернака в строфе не божественная красота пушкинского чувства, не есенинская покаянная страстность молитвы, нет. У гениального Пастернака — ближневосточное соитие, не больше. Русскоязычность помешала гению выразить понимание им красоты на русской откровенности и русском ощущении, а Гангнус вообще ничего не усёк:

«Двадцатому веку не удалось быть таким, как Пастернак, подняться до вершин духа, поэтому век его и распял — от зависти. Удастся ли двадц­ать первому веку быть таким, как Пастернак?»

И не стыдно лгать нагло? О, гангнусам стыд не знаком! Преувеличивать себя и собственные деяния в чужом народе — их духовная жратва, и на дуновение славы они выскакивают на экраны, как на свежий чесночный запах… Ну, что же принесла нам, русским, что же принесла российским народам в культуре и в жизни русскоязычная самоуверенность? Что?

Да, двадцатый век — убийца русского народа!.. И нам, русским, пора оглянуться на бородатых картавых палач ей, делающих расстрелы обычным Фактом, а концлагеря — обычным скотским загородом.

Ни русский, ни еврейский народы не выиграли от воровской перестройки и олигархи-грабители, интернациональные преступники, равнодушны: русские бандиты — к русским, еврейские — к евреям. Как гнетут русских в При­балтике и Казахстане, Грузии и Чечне? А как евреев крушат? Ведь взрыв дискотеки в Израиле — гибель молоденьких девчонок и ребят потряс каждого, кто ещё теплит в душе веру в покой и добрососедство.

Ныне у русского и у еврейского народов тропа — по собственной крови, по крови родных детей и внуков, а куда? Зачем же нас натравливают друг на друга изуверы, ограбившие и продавшие нас Америке и Западу, зачем?! Центризм Кожинова и Бондаренко — минута переходная… А не выдержали битвы с надвигающимся хамом в России и погибли под предательским катком Горбачёва и Яковлева действительно писатели — патриоты:

Анатолий Степанович Иванов. Москва.

Серебряков Геннадий Викторович. Москва.

Борис Андреевич Можаев. Москва.

Абрамов Фёдор Александрович. Ленинград.

Владилен Иванович Машковцев. Магнитогорск.

Валентин Саввич Пикуль. Рига.

Эрнст Иванович Сафонов. Москва.

Валентин Иванович Сафонов. Рязань.

Чуев Феликс Иванович. Москва.

Владимир Алексеевич Чивилихин. Москва.

А писатели-то какие?! Жили бы и жили, творили бы и творили, если бы не кровавый предательский каток Горбачёва и Яковлева.

А мы: «Демьян Бедный, Джамбул и Шагинян!».. А мы: «Распутин, Куняев и Проханов!».. Нез-з-зя, Володя Бондаренко, не-з-з-зя оскомить гениев!..

Обрезанный с конца,

Центрист и миротворец,

Ты думал, что маца.

А это — Юнна Мориц!..

Аппаратчики ЦК ВЛКСМ имена Евтушенко. Рождественского и Сулейменова всовывали в любой раскрывшийся рот на пространствах СССР — и замусолили.

СССР нет, но они, лизуны и карманники, аппаратчики теперь в писательских организациях, и опять — кучка, ими орошаемая, «командос» литературный для выколачивания прибылей и акций. Молодые одряхлевшие ленинцы…

Да, евреев — заарабили. А русских — засионистили. Ни евреям, ни ру­сским покоя в родном дому не будет в ближайшем времени. А литературные аферисты благословляют вялых творцов сиять, в XXI веке:

Щумят с трибун:

«Миллениум, Миллениум,

В тысячелетье новые скачки!»

Приехал врач: «Пока даю элениум,

А завтра — психбольница, дурачки!»..

Если русский народ растворится в снегах Севера, в шорохах азиатских песков канет, в берёзах белолицых чёрным крестом замаячит,- о себе ли нам, сказителям философствующим глаголить и о себе ли нам, лауреатам и нелауреатам, кукситься, печалиться, горевать?! Пропади пропадом ЕВРОСОЮЗ и НАТО. МВФ и ООН, гуманитарные наблюдатели в Челябинске и в Чечне, ба­нки: «Тибет» и «Чара», министерства труда и зарплаты!..

Порою мне кажется:

Я — раскрывший глаза, твой, Россия, ребёнок, брошенный матерью и отцом.

Я — отец солдата, которому срезали, голову Басаев и Хаттаб.

Я — седой воин Евпатия Коловрата, и в стреле моей звенит возмездье.

Я — Христос, и на каждом кресте русском сердце моё, плача, кровавит.

Я — один, и путь мой из красного камня лежит, и посох мой слышен, слышен, слышен!..

Им я говорю, грабителям и убийцам:

Я думаю о смерти каждый день

И тороплюсь дела свои вершить,

Как будто я не человек, а тень

Того, кому в России вечно жить!

Горбачёв… Яковлев… Шеварднадзе…

Господин Сорос, чьи начесноченные программы и учебники заполонили наши школы, сын венгерского еврея, участника первой мировой войны, офицера, пленника, рассказывает, что в революционную заваруху семнадцатого его отец бежал из сибирской тюрьмы в Петроград и там, бывший враг России, порезвился, работая в ревтрибунале…

Какая страна допустит врага к револьверу среди ненавистного ему, пленнику, народа? И кто допустил? Лозунг мировой революции? Троцкий и Ленин, вожди пролетариата? Еврейские мечтатели, дорвавшись до беззащитных русских масс, залили русской кровью среднерусские, донские, украинские, сибирские, уральские, кубанские и прочие просторы, они же не щадили ни татар, ни бурят, ни коми, ни башкир, ни мордву, ни чува­шей, никого не миловали: «Становись к стенке!..» Изобретение чисто еврейское. И русские остронюхие говоруны и лозунгисты спаялись с ними, осиротили миллионы семей, уничтожили миллионы рождённых и ещё не рож­дённых детишек голодом и холодом. Борцы за счастье на земле.

Радуемся — НЭП Ильич изобрёл. После жуткого разорения России, выв­оза алмазов и золота, картин и сокровищ, после растранжиривания русск­их богатств за рубежами России. Переделы и перестрои, войны и войны, суды и суды, обвинения и обманы, ни одному поколению не разрешили пр­ожить без войны и реформы, без урезания пенсий и прав, евреи и русские христопродавцы, слуги их, доконали народ — убывает, как по воде плыв­ёт: я не говорю уже о бывших республиках СССР, но и в некоторых рес­публиках РФ зияют брошенные русскими кладбища, а люди русские исчезли, например, в Чечне. Но хоть раз всенародно задумалось правительство-России о трагедии русских? Двадцатый век — убийца русского народа, а двадцать первый ещё мрачнее. Кто же управляет русскими?

Мы зря обижаемся на национализм в соседних народах: другие народы не в евреях видят обречённость житейскую, а в русской безалаберности, позволившей еврейским палачам и еврейским проходимцам распоряжаться Россией и доставать палачеством и грабежами наших соседей.

 

2001

У нас отбирают нас

Филатов, Черниченко, Приставкин, Войнович, Коротич, русскоязычная братия окололитературная, специалисты по перестройкам, землепродажам, приватизациям, аплодирующие и участвующие в кровавых преступлениях бандита Ельцина, ярые горбачёвцы, сколачивают свой, собственный русскоязычный писательский союз, а грабители-олигархи их финансируют, решив отобрать у настоящих писателей Дом Ростовых, и отберут.

Россию у народов России воры и убийцы отобрали. Русская земля не знала ещё такого ордынского нашествия. Вадим Кожинов не испугал их волей Сталина, а Станислав Куняев — двухтомной разоблачительной исповедью. Да и Юрия Кузнецова русскоязычная стая не робеет. Как не позавидовать китайцам: поднялись бить в тазы и вёдра — миллиарды воробьев и саранчи замертво к ногам их упали. А мы? У Черномырдина в банках заграничных долларов больше, чем населения в Китае: швырнёт над Россией — сто пятьдесят миллионов россиян ослепнут, а у него — один миллиард и триста миллионов скопилось в заначке — Европу долларами, как сибирскими снегами, по колено завалит!.. Сталина на интернационалиста и ленинца нет.

Сталин к 1938 году заменил их, «борцов за рабочее дело», на простых граждан страны — репрессии прекратились. Ведь сядет Виктор Черномырдин на Кремлёвский холм, начнёт веером раскручивать охапки долларов, отнятых у народа, начнёт — России никогда уже к социализму не выкарабкаться. А Березовский и Абрамович? А Гусинский и Алекперов? А Хакамада и Набатникова? Антисемиты чёртовы: подогревают, подогревают нивхов прекратить ловить хек — евреям придётся питаться лишь красною да чёрною икрою!..

Когда Новодворскую ночью повели клонировать,

Старая свинья в сарае обиженно всхрюкнула:

«Она отожрётся и запросто может эмигрировать.

При демократах всякая верность к Отечеству рухнула!»

Французский исследователь расовых ассимиляции Гобино считает: арийская и семитская расы утратили высшие качества от смешения их с низшими расами. Выход? Клонировать, клонировать и ещё раз — клонировать!..

Кожинов развенчивает книгу «Война по законам подлости», выпущенную в Минске в 1999 году, разоблачающую сионистскую мафию и русских предателей. Но Кожинов — патриот: почему же в адрес авторов книги звучит одна неприязнь, а не объективная критика и поддержка? Книга-то честная, хотя и не без ошибок, не без наивностей. Я думаю, главные антисемиты — кто хитро отрекается от еврейской нации, меняет родовую фамилию на псевдоним.

Я, например, не смогу понять русского, взявшего себе иную национальность, допустим, еврейскую: был Соловьёв — стал Шнейвасом, зачем? Зачем и кому выгодно скрывать происхождение Ленина? Ну не смогли соорудить из Ленина Иисуса Христа, ну понастроили лагерей, разорили крестьян, войнами поистребили народ, а сегодня и землю, с грустными обелисками и братскими могилами, отобрали, ну в рабов превращают, уничтожая, народ русский, а прятаться под псевдонимами зачем? Видим — кто есть кто!..

Никакого антисемитизма в русском народе нет. Нет же в русском народе ненависти к монголам. К немцам нет. А вот — Германия, побеждённая, вдруг вознеслась над Россией, почему? Кто задал тон превосходства ей? Кто наши рубли и доллары в карман свой напичкал? Антисемиты. Не надо, вредно и даже преступно избегать родного народа, родного языка, родной веры, родного пути. Тот, кто избегает — вынужден лгать, ловчить, переступать совесть и законы. Физически Березовский — высохший скелет Черномырдина, а Черномырдин — жирная копия Березовского: легко ли им живётся?

Кремлёвские и телевизионные, банковские и рыночные, медицинские и вузовские, театральные и газетные евреи, пыжась, как острые зубья железной щётки, торчат вокруг и над русским человеком: наступил — нога в крови, взмахнул руку — ладонь в крови, боднулся — лоб рассечён и в крови. Велика ли разница между Троцким и Бен Ладеном?.. Те и те — антисемиты.

Почему не арестована Татьяна Дьяченко?

Почему сбежал с заседания Думы Селезнёв?

Кто протежирует ввозу в Россию наркотиков?

Кто визирует выезд за море убийцам и олигархам?

Да, при Сталине Александр Исаевич Солженицын не мог бы вручать премии, десятки тысяч долларов, за литературные творения, отвечающие эстетике и философии диссидента, даже зека, даже, допустим, безвинно пострадавшего и попившего чифир из котелка на Колыме. Патриотизм — сияние храмовое. Патриотизм — национальная присяга и свет русский. Сейчас Пушкину не найдётся минуты на останкинских телеэкранах:

Киселёвы и Шендеровичи закартавили и засморкали великолепную тональность русской речи и русского могучего чувства — богатырства и необъятности просторов, питающих русскую непобедимую душу.

Ужасен он в окрестной мгле!

Какая дума на челе!

Какая сила в нём сокрыта!

А в сем коне какой огонь!

Куда ты скачешь, гордый конь,

И где опустишь ты копыта?

О, мощный властелин судьбы!

Не так ли ты над самой бездной,

На высоте уздой железной

Россию вздёрнул на дыбы?..

Ах, Пушкин! Появись он с этими гимново-приветственными стихами перед Приставкиным или Филатовым, Коротичем или Войновичем,- как бы засуетились и влажными усишками задёргали бы перестройщики, раскройщики Родины нашей! О, речь русская, поток страстей в слове русском, как он пугает предателей, бандитов и грабителей? И Пётр, Великий Петр восходит над славянскими далями, и сине-серебристые облака летят до багряного горизонта — грядущего зарева русского!.. Тараканы.

Лишь ты воздвиг, герой Полтавы,

Огромный памятник себе.

Русский памятник правде и отваге — русский солдат в Берлине: на руках у него ребёнок, спасённый им. Циники, не смейте унижать нас.

Ельцин… Черномырдин… Гайдар…

В книге «Двести лет вместе» Александр Исаевич Солженицын как бы скромно и одиноко поёт о вековой сплочённости и дружбе евреев и рус -ских. А что его угораздило петь на эту тему? Русские никогда не сеяли смуту между соседними народами и не удирали в диссиденты, даже свой, русский Израиль не построили на планете, хотя русские ныне — самый рассечённый, разрезанный палачами народ, брошенный на окраинах взорванного СССР, брошенный на унижение и бесправие.

В народе русском шутят: пришли к Шаймиеву татары и спрашивают, мол, почему в Кремле, в Правительстве России, татар не видно? А Шаймиев им и отвечает: «Так и русских в Кремле, в Правительстве России, тоже не видно. Перестройка и демократия!».. Татары вздохнули и удалились. А Солженицын, борец за русских, где? Да и Вадима Кожинова не заметно на «поле брани», занят усердным чтением огромадного нежнейшего цикла стихов, посвящённых ему Кузнецовым? Но, точно, стихи — нежнейшие: любая строгая, даже суровая женщина воском раскапалась бы за подобную нежность и разлилась по рыцарскому и неподкупному сердцу Юрия Кузнецова…

С Кожиновым «не поладили» уральцы: Владилен Машковцев и Зоя Прокопьева, Борис Ручьёв и Вячеслав Богданов. Богданов — аж нахамил буйно на квартире у Кожинова, обвинив мудрейшего историка чуть ли не в сионизме. А какой Вадим Кожинов сионист? Да и Солженицын какой сионист? Жёны у них — интерки. И — что?.. У Ленина — дед еврей, а Ленин вождь русского народа!.. У Зюганова — зять еврей, а Геннадий Андреевич сражается, не щадя сил, за народ русский. Но зачем сражаться — ежели мы, русские и евреи, двести лет вместе, зачем?

Это немцы — антисемиты. А мы же — нет. У них Гитлер — дед еврей, у нас Ленин — дед еврей, но мы — интернационалисты, мы, под руководством ленинцев, уничтожили великую державу, а немцы, под руководством гитлеровцев, полоуничтожили Европу. Солженицын прав, утверждая:

«Двести лет вместе!»..

«Двести лет вместе!»..

Уверен: евреи в русскую поэзию ничего значительного не привнесли — только опустошение слова и души, только «новаторские изыски», только — осмеяние традиции, образности, певучести, достоверности, совестливости, молитвенности. Они исковеркали русскую лирику, русскую поэму, особенно они истоптали «детскую литературу и переводы», русскую поэзию любви они опрезервативели, опостелили, осексуалили и оживотничали:

Творить? Ну что ты! —  Створаживать

подкисшее житие,

житуху облагораживать,

чтоб легче было ее

любить. И любить ее, жирную.

как желтый пасхальный творог…

А ты мне про тайны надмирные.

А ты мне — восстань, пророк…

Вера Павлова, разгорячённая крепкой дозой в ней крови еврейской, пела в церковном хоре, а в сердце несла сверхпохотливую удаль:

Кормчий.

Кормилица.

Ропщет.

Помирится.

Гончий.

Подельница.

Общий.

Поделится.

Вскочит.

Раздвинется,

Кончит.

Раскинется

телом волнистым,

руном золотистым.

А как Павлова опровергла «скрещенье рук, скрещенье ног» Пастернака на практике — соитием над столом опровергла, экая мамазезль!..

Свеча горела на столе,

а мы старались так улечься,

чтоб на какой-то потолок

ложились тени. Бесполезно!

Разве что стоял над столом,

о стол руками опираясь

и нависая над свечой, —

так — да. Но только рук скрещенья.

Проследила… А с… ногами… не получилось, как получилось у Пастернака, гениального русского лирика, чей памятник украсил и опоэтизировал советскую Москву. Скоро в Москве, золотоглавой столице России, прозвенит бронзой Булат Окуджава, а бронзовый Володя Высоцкий прохрипит бронзовому Осипу Мандельштаму. Спасибо Лужкову. Русские антисемиты, фашисты махровые, с благодарственными речами выступят, а телевизионные евреи миллионы русских шовинистов откопают в братских могилах и в чеченских подвалах, миллионы русоголовых юных воинов, положивших молодую жизнь на пороге Берлина и Грозного.

Не Ивана Голубничего, не Льва Скворцова, не Владимира Гусева поощрять похвалою Владимиру Бондаренко? Ведь определения «ура-патриоты», «фашисты», «расисты», «супер-патриоты», «русофилы», «славяноманы» — на кончике языка сверкают у многих публицистов, предавших русский народ и его соседей, сверкают, как жало вьетнамской бурой кобры, но кобра ползёт и бросается на шорох сухого бамбука, а спецпублицисты — на запах кровавого доллара… Арсений Ларионов сомнение высказывает: «Оярлычить честного трудно!» Да, трудно, но им — им легко: почти все газеты и журналы у них. Солженицын — у них. Кожинов — у них. Корифеи русские…

Солженицын и в Александре Блоке отыскал «еврейские гены», а не нашёл блоковские возмущения, звучащие, примерно, этак: «Читал книгу стихов молодого поэта Ильи Эренбурга. Полное отсутствие языка — беда всех евреев!» Или: «Зачем этот одесский еврей лезет своими лапами в нашу русскую боль?».. Я передаю смысл блоковских слов, смысл передаю, а не порядок фраз. Передаю памятью. Слово — гены. Вот как Веру Павлову унесли из русской среды гены:

О самый музыкальный на этом свете народ,

чьи буквы так мало отличаются от нот,

что — справа налево — я их могла бы спеть

той четвертью крови, которой порою треть,

порой — половина, порою — из берегов,

носом ли, горлом… И расступается море веков,

и водной траншеей идёт ко мне Моисей

С Рахилью Григорьевной Лившиц,

бабушкой Розой, прамамой моей.

Молодец: четверть еврейской крови в ней — русский мир перед нею напрочь заслонила. Алла Пугачёва с Киркоровым заказали место для могил в Израиле. Дай Бог им ещё долго зарабатывать на «линкольны» и виллы нерусскими криками в русском несчастном народе. Да, Вера Павлова пока не заказала в Израиле ничего, она занята святостью соития:

Как мало мне дано природой-дурой:

пристраивать в единственный зазор

несложную мужскую арматуру.

Прав Александр Исаевич Солженицын: мы двести лет вместе!.. И прав прекрасный русский поэт и блестящий прозаик русский Варлаам Шаламов, зек и колымчанин. Я не сталкиваю их. Я цитирую Шаламова:

«Ни одна сука из «прогрессивного человечества» к моему архиву не должна подходить. Запрещаю писателю Солженицыну и всем, имеющим с ним одни мысли, знакомиться с моим архивом».

Я люблю тебя, моя Россия! Рябина моя одинокая. Берёза моя белая. Не опозорят тебя хрипуны. Не задушат тебя олигархи. Не победят тебя неисчислимые нашельцы. Ты встанешь. Ты отряхнёшься, седая моя, и вновь помолодеешь, золотистая. Я ничего не боюсь. Никого не боюсь. Я с тобою.

Зачем памятник в Москве русскому Шолохову?

Зачем памятник в Москве русскому Твардовскому?

Зачем памятник в Москве русскому Соболеву?

Зачем памятник в Москве русскому Луговскому?

Зачем памятник в Москве русскому Шаламову?

Зачем памятник в Москве русскому Павлу Васильеву?

Зачем в Москве памятник русскому Исаковскому?

Зачем в Москве памятник русскому Фёдорову?

Зачем в Москве памятник русскому Акулову?

Зачем в Москве памятник русскому Можаеву?

Зачем в Москве памятник русскому Шаляпину?

Зачем в Москве памятник русскому Козину?

Зачем в Москве памятник русскому Лемешеву?

Да здравствуют памятники в Москве:

Есть Высоцкому.

Есть Окуджаве.

Есть Мандельштаму.

Есть Пастернаку.

Есть Бродскому.

А нет и нет Познеру — при жизни.

А нет и нет Кобзону — при жизни.

А нет и нет Бешмету — при жизни.

А нет и нет Войновичу — при жизни.

А нет и нет Розенбауму — при жизни.

А нет и нет Минкину — при жизни.

А нет и нет Дейчу — при жизни.

А нет и нет Гангнусу-Евтушевко при жизни.

Из широко известных афоризмов:

Человек человеку друг, товарищ и брат.

Программа КПСС

 

Вернётся ли, вернётся ли,

Вернётся ли в Россию весна удачи?!

Во мне ещё есть, кроме души моей, живое думающее существо, оно сильнее меня самого: это — чувство памяти. Чувство благодарности к тем, кто протянул тебе руку дружбы, руку помощи и надежды в пути.

Мне хорошо говорить, рассказывать, думать о Викторе Петровиче Поляничко, мне хорошо снова и снова увидеть вокруг него красивых и умудрённых людей. Моя память разве только мне принадлежит?.. Каждый человек в государстве, да и во времени, да и в пространстве касается другого человека над радостями, над заботами или над бедами, выросшими вдруг и ставшими вдруг равными величиною вселенскому нашему миру…

Разве допустимо не назвать знаменитых уральских поэтов — Людмилу Константиновну Татьяничеву и Бориса Александровича Ручьёва? А из моего поколения — Вячеслав Богданов? Их тоже уже нет с нами, а будь они сейчас — сколько бы слов добрых припасли  для Виктора Петровича: он умело опирался на их талант и на их авторитет в своей работе.

В Москве Виктор Поляничко дружил с Анатолием Владимировичем Софроновым, известным поэтом, публицистом, драматургом, выдающимся деятелем культуры. Когда-то, в рабочей юности, Анатолий Софронов и Пётр Поляничко трудились на «Россельмаше», друзья-земляки, донцы. И сын Петра Поляничко, рано оставшись без отца, не затерялся. Получил образование, увидел себя в Отечестве. Нежность к отцу, чувство памяти, то думающее существо, мною названное выше, привело юного Виктора Поляничко к Анатолию Владимировичу Софронову. другу его отца…

Я часто встречался с Анатолием Владимировичем Софроновым и, пожалуй, не ошибусь, говоря, что имя Виктора Поляничко Анатолий Владимирович не отпускал от себя далеко… Берёг, приветливый и могучий.

Мы, хранимые Богом, ныне благодарим их!.. Они уважали и слышали нас! А мы их слышим сегодня. Нам легче с ними вместе одолевать годы буранные, густо, густо высевающие над любимой Россией нашей белые цветы горя: подойдёшь к ним, наклонишься, тронешь, а белые цветы — слезы людские, льдом страданий обернувшиеся…

Николай Воронов. Владилен Машковцев, Зоя Прокопьева, Анатолий Белозерцев, Геннадий Суздалев. Александр Куницын, уральцы, помнят и благодарят их, мужественных, надёжных, вдохновенных.

А знаменитые москвичи — Виктор Боков, Николай Доризо, Юрий Прокушев, да разве только мы и разве только они, — назовут имена их, имена, просиявшие в памяти нашей!..

Красивые ведь чувствуют, слышат друг друга в государстве и во времени, соприкасаются на земле, тем и зло побеждают.

Вернётся ли к нам, русским,

Национальное достоинство и стать?

Новодевичье кладбище. Тишина. Скорбный холмик — могила Виктора Поляничко. А рядом — могила генерала Коренного. Два славных сокола России. Оба расстреляны бандитами.

У могилы — седая  женщина. Мать Виктора Поляничко. На мою мать похожа. Морщины избороздили лицо, горе в глазах — безмерное. Мать сына-патриота. Она давно потеряла мужа, отца Виктора Поляничко, и вот — потеряла сына. Прости нас, мать, святая душа русская: очи твои иконны, думы твои бездонны

Я люблю Виктора Поляничко. Люблю за мудрость, за высокую клятвенность, за дело высокое, исполненное им перед нами. Люблю Виктора Петровича Поляничко за верность Уралу, краю моему ратному. Люблю за верность нашей удивительной  молодости.

Вернётся, вернётся в Россию весна удачи. Белые березы счастьем зашумят. Синие облака проплывут над Доном. Серебристые ливни над Уралом прозвенят… Это — Россия твоя. Это — пути твои, Богом предначертанные

Но до самого креста своего пронесет тоску о тебе жена твоя — Лидия Поляничко, а дети твои имя оберегут твое… и друзья твои не предадут достоинства твоего. Живые говорят о тебе, а те, кого уже нет с нами, встретятся с тобою — в книге моей: о тебе она, о них она, о нас она, слышащих милый голос Родины и поднимающихся к ней через ветры и беды времени.

С тобою — Михаил Львов, поэт вдохновенный. С тобою — Эрнст Сафонов, прозаик озарённый. С тобою — Иван Акулов, великий писатель русский. Они с уважением и ответственностью признали твою державную, волю и разум. Их уже нет с нами. И я обязан слова их досказать тебе.

На пороге Кавказа

Памяти Виктора Поляничко

Над рассветною ширью полей

Реет горькая птица тумана…

Что-то было в натуре твоей

От нелёгкой судьбы атамана:

Мудрость пращуров, ранняя власть

И законом увенчана фраза.

Потому глубоко пролилась

Кровь твоя на пороге Кавказа.

Крался по следу, мыкался враг

И, ликуя… ударил по цели.

В сердце,

ровно стучащем в горах,

Капли смерти свинцово осели.

Ах, как бил он — давно выбирал.

Распрю сделавший символом веры,

Не прикрыл тебя грозный Урал,

Опоздали его бэтээры?..

Ты любил многотрудный народ,

Ну, плати же последнею раной, —

Это только палач из ворот

Выезжает с борзою охраной.

Вот опять ты являешься в снах,

Дружба

молодости

безупречна,

На таких беззаветных сынах

Крылья Родины держатся вечно.

Но готовя таким западню.

Воры царствуют в мире двуликом…

Каждый день я тебя хороню,

Русский князь,

на просторе великом!

 

1993 — 2001

 

Сияющий крест

Я пишу эти строки, а Москва православная звонит, поёт, гудит возвышенно и широко, по всей Руси великой, праздничными колоколами уцелевших и вновь рождённых церквей и соборов: Пасха — Христос воскрес!.. Россия наша воскресла!.. Мы воскресли!.. Пусть — усталые, пусть — израненные разрухами, войнами, казнями, бедами, но воскресшие!.. И пишу я — о весне, о земле необъятной, защитниках её бессмертных: о Пушкине пишу!.. Неукротимом и русском…

Здравствуй, Пушкин,

Даже страшно это,

Словно дверь в иную жизнь открыть,-

Мне с тобой.

Поэтом всех поэтов,

Бедными стихами говорить?

Признаётся ему Ярослав Смеляков, юный друг Павла Васильева, прошедший через холод и голод камер, через конвойную сталь тюрьмы. А Пушкин — высок. Пушкин — чист и мудр, как Отчизна. Пушкин — слышит народ свой. Пушкин — слышит поэтов русских. Да разве лишь русских? Россия омывается океанами и соседствует со странами, заключая в заботах своих племена и нации, а среди них, среди их говоров, наречий, легенд, сказок, гимнов — Александр Пушкин?..

Слух обо мне пройдёт по всей Руси великой

И назовёт меня всяк сущий в ней язык!..

Пушкин — всегда чуть впереди родного народа: красиво, по моде одет, спортивно быстр, пророчески задумчив, полководчески мудр. Защищая народ, Родину, Пушкин никогда никого из нас не обидел: к поэтам у него — любовь и прощение. Он — урок нам. Он — образ и характер. Он — с кем обязаны считаться мира сильные, он — кого не опровергнут жандармы и палачи. Он — кого не оккупировать и не склонить. А уничтожить Пушкина — как Россию, невозможно, нет!..

Кожинов умалчивает о причинах «нестыковки» в жизни евреев и русс­ких, умалчивает о заполонении еврейскими лицами и книгами русских экранов, библиотек, школ, вузов, умалчивает о высокоразвитом методе рекламы еврейских имён, умалчивает об отсасывании средств, тиражей. возможностей творить — из русской стороны на еврейскую. Почему?

И ещё: почему же философ Кожинов не раскроет нам тайну мировой закулисы? Или её нет, или же она — без участия евреев? И почему молчит мыслитель Кожинов — какой разбитной гений посвятил свой талант афере, подделке протоколов «Сионских мудрецов», а почему не «Татарских мудре­цов», и почему не протоколов «Адыгских мудрецов» или «Мудрецов манси», ну почему сионских-то, почему? Кожинов печётся, дескать, есть хоро­шие евреи, есть плохие, но и без Кожинова мы знаем это.

Сам Вадим Кожинов — типичное либеральное существо, воспитанное на еврейской кухне и на еврейском бескрылом понимании русского зова: зачем русский к звёздам взлетел, когда в ЦДЛ шницель горячий, вина и соки, наливай и убаюкивайся Межировым и Маршаком, Сельвинским и Свет­ловым, Антакольским и Куцем, Инбер и Мандельштамом, Бродским и Алигер.

Василия Фёдорова Кожинов не заметил — слишком размашистый и русс­кий, не заметил он и разницы в заботах о русской и еврейской поэзии в СССР:

Гейне — 10 томов. Тираж многотысячный.

Пабло Неруда — 2 жирных тома. Тираж многотысячный.

Инбер Вера — 3 жирных тома. Тираж многотысячный.

Алигер Маргарита 2 тома. Тираж многотысячный.

И:

I томик. Тираж скромненький — Борис Ручьёв, каторжанин.

I томик. Тираж скромный — Павел Васильев, расстрелянный.

I томик. Тираж скромный — Борис Корнилов, расстрелянный.

А тома и тиражи Рождественского и Гангнуса, Вознесенского и Чаковского, Пастернака и Кирсанова. Нагибина и Сельвинского?!

Немцов… Явлинский… Чубайс…

Вадим Кожинов опровергает подлинность «Протоколов сионских мудре­цов», деля евреев на три категории: евреев-националистов, евреев-ассимилированных и евреев — созерцающих тех и тех равнодушными очами. Но деление — не доказательство сплетни о науке евреев править миром. Кожинов и поэтов делит на три категории: стихотворцев, поэтов и графоманов. Попробуй — разберись: где стихотворец, где поэт, где графоман?

Влияние Вадима Кожинова на утверждение еврейской поэзии в литературе русской огромно. Его салон соединял творчество Слуцкого и Передреева, Межирова и Куняева, Рейна и Кузнецова… А вот Николая Рубцова так ни с кем не смог соединить. Слишком русский. Куняев тоже успел выкрутиться — замечательный русский поэт. А Передреев Анатолий — попал. Очерковость духа, прозаичность слова накопилась — нравоучения Вадима Кожинова. Да и Юрий Кузнецов лучше бы посвятил большущий цикл стихотворений любимой женщине, а не критику и философу Вадиму Кожинову: не пахло бы от стихов Кузнецова риторикой построенного сюжета, а веяло б внезапностью крылатой стихии. Начинал Кузнецов озарённо, без «афористичной сказительности» и непререкаемого аксакальства.

А «Протоколы сионских мудрецов» не опровергнуть. Ими не только за­нимался Нилус и Шмаков, Блок и Есенин, ими занимаются выдающиеся по­литики и экономисты, конструкторы и врачи, религиозные деятели и худ­ожники, полководцы и революционеры, правители и каторжане, ими занят каждый здравомыслящий, кто болеет о родной земле, родной речи, родном народе и доме родном. Совпадения рекомендаций, приёмов, хитростей, жестокостей, подлостей, предательств и торгашеств с результатами, выз­ванными натисками еврейства на нас, — потрясают: на взорванном Храме Христа и на разрушении СССР можно отрезветь русским от жидовского романтизма, ежели Соловков и Колымы, разорённых сёл и братских погре­бений недостаточно. Велика ли шкала качества для Юрия Кузнецова — равно делить — славу русского поэта с Рейном и Бродским?

Вадим Кожинов — не одинок.

Владимир Бондаренко — витиеватее!..

А кто интересующийся судьбою России, не читал «Протоколы сио­нских мудрецов»? Пимен Карпов читал, Василий Наседкин читал, Сергей Марков читал, Лидия Сейфуллина читала, Сергей Поделков читал, иначе бы не таскали их по ЧК. И не просили бы Вера Инбер и Маргарита Алигер расстрелять Павла Васильева, Бориса Корнилова и Бориса Ручьёва, фашиствующих русских поэтов, самых талантливых и самых честных в своём поколении. Какой очень русский поэт — не фашист?..

И ныне у В. Бондаренко Пётр Проскурин — фашист, Владимир Бушин — фашист, Валентин Сорокин — фашист… Прозелиты и лакеи никогда не имели национального чувства порядочности. Прозелиты и лакеи — хобо­тковые ползунчики, и нам трудно их стряхивать вовремя… Иван Шевцов, известный широко и за пределами России писатель, давно — фашист: он участник войн с финнами, гитлеровцами и японцами, полковник запаса, награждённый боевыми орденами и медалями, настоящий, с точки зрения Дейча и Бондаренко, сиониствующих героев,- фашист!.. А я, Валентин Сорокин, десять лет оттрубивший в 1-м мартеновском цехе Челябин­ского металлургического завода, я — расист. А Дейч и Бондаренко — труженики Сиона, ленинцы, коммунисты, братья пролетарские.

Проскурина я встретил одного,

Он шёл, как слон, по улице Толстого,

Я думал — моськи лают на него,

А это Дейч и Бондаренко Вова.

Общественный и политический русско-еврейский деятель И.М. Бикерман в книге «Россия и евреи», выпущенной в Берлине в 1924 году, писал: «Теперь еврей — во всех углах и на всех ступенях власти. Ру­сский человек видит его и во главе первопрестольной Москвы, и во главе Невской столицы, и во главе Красной Армии, совершеннейшего механизма самоистребления. Он видит, что проспект св. Владимира но­сит теперь славное имя Нахимкеса, исторический Литейный проспект переименован в проспект Володарского, а Павловск — в Слуцк. Русский человек видит теперь еврея и судьёй и палачом.»

Неужели сказано подобное в 1924 году, а не сегодня?..

Провинциальные комиссары

1. Комиссар для Сибири — Бронштейн………. Еврей

2. Председатель Сызранского рабочего совета — Берлинский…  Еврей.

3. Председатель Казанского рабочего совета — Шенкман…. Еврей.

4. Председатель Донецкого совета угольных копей — Ливенсон … Еврей.

5. Председатель Нарвского рабочего совета — Дауман…. Латыш.

6. Председатель Ярославского рабочего совета — Закхейм… Еврей.

7. Председатель Царицынского рабочего совета — Ерман… Еврей.

8. Председатель Оренбургского рабочего совета — Вилинг … Еврей.

9. Председатель Пензенского рабочего совета — Либерзон…  Еврей.

10. Председатель Таврического рабочего совета — Слуцкий… Еврей.

11. Финансовый комиссар Западной области — Самовер… Еврей.

12. Комиссар Донецкой республики — Исаак Лаук…  Еврей.

13. Председатель Киевского совета -Дретлинг… Еврей.

14. Его помощник — Гиубергер… Еврей.

Г5. Председатель Белоцерковской Думы — Ратгаузен…  Еврей.

16. Его помощник — Лемберг…  Еврей

17. Народный комиссар Донецкой республики — Рейхенштейн…  Еврей.

18. Его помощник — Шмуклер…  Еврей.

Но разве все области и все районы СССР уместились тут? И разве те годы и эти годы, наши годы, сильно отличаются «этническими» списками вожаков и олигархов? Палачи и еврейский народ заарабили…

Нет и не было антисемитизма в народе русском — был и есть стон русского человека, стон русского народа, осёдланного наглыми и бес­пощадными всадниками Сиона, банкирами, новохозяевами, олигархами, грабителями и убийцами. Фашистами Сиона.

Их выблядок — Адольф Гитлер!.. А Ленина у меня два: первый — революционно-легендарный, второй — фактово-срулевый!..

Когда опытный и авторитетный поэт хочет вознаградить другого поэта, старого или молодого, за талант, он как бы пододвигает имя собрата к бронзовому великолепию Александра Сергеевича Пушкина: Борис Пастернак считал, дарование Павла Васильева близко дарованию Пушкина — по силе чувства и по яркости слова.

А мамонтоглобальный Маяковский извинился перед Пушкиным за шалости юности: Маяковскому, юному, вдруг показалось — Пушкин ветховат, а вот футуристы — сверкают нержавеющей новизною… Но крупные поэты не лгут. И Владимир Владимирович затенорил;

Александр Сергеевич,

разрешите представиться —

Маяковский.

А далее?

Сукин сын Дантес!

Великосветский шкода?

А далее?

Может,

я один,

действительно, жалею,

Что сегодня нету Вас в живых!»..

Да, я пишу эти строки, а на улице Пасха — Христос воскрес. И он, Пушкин, за Христом, за бессмертьем, за молитвою стоит, как я уже сказал,- впереди, чуть впереди-народа; ну, на век или на два!..

Падает Пушкин — в снег, а русский народ его огненную кровь стирает с лица своего страдального. Стонет Пушкин в доме, тяжко ему — умирает, а седая Россия к подушке, к подушке, к дыханию его искромётному прижалась: мать ведь, легко ли ей? Ещё не родит такого.

Александр Пушкин — не господин Сорос. Он и в учебниках на летящего Суворова похож; гении взаимносопоставимы, за ними — речь русская. Поле Куликово за ними, за ними — сияющий крест русской души крылатой, устремленной в звёздную бесконечнось, в синюю даль торжественно мерцающих планет. Вселенский знак.

Сияй, святоликий крест Христа,

Гори, возносись над нами,

Храни нас,

детей

и внуков наших?

Зачем плакаты и транспаранты на остановках автобусов и трамва­ев, на стенах зданий и в метро, зачем: «Двести лет Пушкину!».. Или: «Встретим Юбилей Пушкина в Москве и в России достойно!».. Зачем Пушкина встречать?  Не надо мешать ему в школах и вузах, ненадо упрощать творчество его и уроки его, и он, он, лёгкий, умный, пронзительный, — сам нас встретит!.. Пушкин ли не обнимал друзей?

Блондинистый, почти белесый,

В легендах ставший, как туман,

О, Александр, ты был повеса,

Как я сегодня, хулиган!

Но продолжил Есенин, — продолжил и утвердил разницу — между ним, Пушкиным, и нами, чтящими его наследственно и неколебимо:

И в бронзе выкованной славы

Трясёшь ты гордой головой.

Пушкин — характер, натура, образ, Пушкин — честь русского поэта: независимость и державность творца!  Выковал себя.

Ныне запросто окололитературными «вожаками» серость назначае­тся на место одарённости, запросто глубокая рукопись молчит под камнем безденежья, а текучая муть повествования запросто бежит через лотки и прилавки. Но творчество не доллар: то гребёт рубли, то слабнет, творчество — русская душа, русская, жизнь и. судьба, творчество — сияющий крест высших порывов человека, устремлённых по мученическсй тропе Христа — над нами!.. Зов заревой воли.

Обвинять русского в антисемитизме — обвинять Христа в долготерпении и палачески наслаждаться муками жертвы:

Ленин — мать еврейка.

Сталин — зять еврей, «командированный»им на Колыму.

Маленков — зять еврей. Хрущёв — сноха и зятья евреи.

Брежнев — жена еврейка, племянница Мехлиса. Андропов — еврей.

Горбачёв — у Раи дед еврей, зять еврей?..

Ельцин — жена еврейка.

Гайдар — сам и жена на еврейском горючем расцвели.

Кириенко — на еврейском горючем благоухает.

Примаков — на еврейском академическом бензине парит.

Кто они? Рулевые СССР и России. А что натворили с СССР и Россией они? Разомкну глаза, а на Храме Христа, на главном золотом куполе, Лазарь Моисеевич Каганович с железным ломом сидит… Сомкну глаза — над Красн­ым Кремлём коршуны, молодые и хищные, мордами стукаются и картаво кар­кают: Чубайс, Немцов, Явлинский, Мамут, Абрамович, Березовский, Гусин-ский, Познер, Розенбаум, Минкин, Родзинский, Кобзон, Резник, Шендерович, Гангнус, Войнович, Пинхус, вот скифы,- горизонт великой равнины русской зазастили начесноченными крыльями, тьма заиорданская!..

А рязанские красавицы — Ирина Хакамада и Татьяна Набатникова, и Алла Пугачёва? Галина Старовойтова? А зигзица Валерия Новодворская?!..

Устоять ли талантливому поэту Передрееву?

Усомниться ли в гениальности Слуцкого Куняеву?

Не запить ли из черепа отца Юрию Кузнецову?

Не оформить ли русского Иванова в еврея Шульца Личутину?

Не оярлычить ли Владимиру Бондаренко Петра Проскурина, меня и Владимира Бушина, Ивана Акулова и Арсения Ларионова, Ивана Шевцова и Анатолия Иванова? Повремени, повремени, Володя. Ты ведь на еврейской солярке коптишь над нами: грянет миг – рухнешь.

Варлаам Шаламов:

«На Колыме тех времён было несколько исполинских горнопромышленных управлений (Северное, Южное, Юго-Западное, Тенькинское, Чай-Урьинское и т. д.), где были золотые прииски, оловянные рудники и таинственные места разработки «малого металла». На золоте рабочий день был летом че­тырнадцать часов (и норма исчислялась из 14 часов). Летом не бывало ни­каких выходных дней, «списочный состав» каждой забойной бригады менялся в течение золотого сезона несколько раз. «Людские отходы» извергались палками, прикладами, тычками, голодом, холодом — из забоя — в больницу, под сопку, в инвалидные лагеря. На смену им бросали новичков из-за моря, с «этапа» без всяких ограничений. Выполнение плана по золоту обеспечивалось любой ценой. Списочный состав бригад (где не было никого живого, кроме бригадиров) поддерживали на «плановом уровне».

Революции, революции, войны, войны, нефть, нефть, Чечня, Чечня, ал­мазы, алмазы, Якутия. Якутия, а русский народ бежит уже и из республик РФ, убывая и убывая. Банкиры, банкиры, олигархи, олигархи, а русского человека сталкивают с отчего двора и с материнской могилы. Во имя чего, не во имя ли рабства и оскотения? Не во имя ли «светоносного супер-дара» хоровой «храмовой» певицы Веры Павловой?

От природы поставленный голос.

От природы поставленный фаллос.

Никогда ещё так не боролась.

Никому ещё так не давалась.

И опять Варлаам Шаламов — к Солженицыну, к Исаичу и об Исаиче:

«Тайна Солженицына заключается в том, что это — безнадёжный стихотворный графоман с соответствующим психическим складом этой страшной болезни, создавший огромное количество непригодной стихотворной продукции, кото­рую никогда и нигде нельзя предъявить, напечатать.»

Знаменитейшие, орденоноснейшие, звездоноснейшие, наираспрерусейшие: Оренбург и Маршак. Чуковский и Эпштейн. Чаковский и Гангнус. А Куц? — Слава славянофилам, соратникам Александра Сергеевича Пушкина!..

1997 — 2000

 

Удешевление смерти

До чего же мы докатились: принимаем атомные мусорные контейнеры, устраиваем на Урале и в Сибири ядерные кладбища на доллары, сунутые нашим олигархам Западом, и намерены разбогатеть, мечтаем реконструировать производство захоронения смертельной заразы. Странно, если не глупо: смертями удешевить смерть — чудовищное изобретение мерзавцев.

А народ? Народ — замордован. Народ — в поисках куска хлеба. А грабители-приватизаторы хозяйничают в России. Отлаживают махинации купли и продажи земли. Их ли русская земля? Их ли фабрики и заводы? Железные рабовладельцы, вчерашние ленинцы и нынешние олигархи, готовят истребление русского народа, исход его, и ни президент, ни правительство, ни Госдума, ни Генштаб Армии не перечат вражескому нашествию…

Лев Николаевич Толстой предупреждал:

«Собственность на землю по самому существу своему отличается от собственности на предметы, созданные трудом. Отнимите у народа деньги, товары, скот, и ваш грабёж окончится вместе с вашим уходом. Но отнимите у народа землю, и ваш грабёж будет продолжаться вечно. Он будет новым грабежом для каждого ряда сменяющихся поколений».

За годы войны лишь тракторостроители Челябинска выпустили:

18 000 танков;

48 000 танковых моторов;

17 000 000 заготовок боепатронов.

Лишь — танки разве? Лишь — один завод разве? Лишь — один Челябинск разве? И лишь — один Урал разве?.. А теперь? Теперь — завозят к нам ядерную смерть в Россию, и мы обещаем гробокопателям с Запада удешевить нашу смерть, получая от них, через олигархов, гроши, но, почему не удешевляет Запад свою смерть? Неужели предки русских, предки славян наращивали пространства нам для продажи их жуликам, грабителям и врагам? Неужели никто не перевернёт вверх дном этот базар?!

Киевский князь Святослав Игоревич взбадривал врага: «Иду на вы!».. Славяне, соберитесь. Славяне, обнимитесь. Князь Святослав — за нами.

Мы, русские, самих себя черствее. Мне ли разжалобливать Прокудина В.А., Председателя Совета директоров «МЕЧЕЛ»?

 

Глубокоуважаемый Владимир Александрович!

Так тяжело до Вас дозвониться — не смог!.. Ещё раз обращаюсь к Вам с просьбою — дать указание купить тысячу экземпляров книги «Возвращение» поэта Вячеслава Богданова, много лет проработавшего на ЧМК. Поэт изве­стный, младшему поколению металлургов — духовно необходимый, а старш­ему — близкий. Не Пушкин, но поэт Божьей милостью.

Стыдно мне было перед моими товарищами — писателями, когда мы выс­тупали в техникуме: ни одного руководителя с завода, а учащиеся просят стихи Богданова, просят рассказать о нём!.. Наши уральские начальники всегда серьёзнее и умнее прочих: маленькая Тамбовская область берёт книги поэта, а великая — Челябинская морщится — понятнее ей весельчак Жванецкий, а над грустными стихами русского поэта вздыхать надо…

Конечно, с поэтом не воюют дальновидные руководители, тем более — с мёртвым: мы ему не поможем, другие придут — и ещё памятник ему пос­тавят, на то и светлый разум действует в человеке. Но обидно — жалуюсь Вам. Если бы Вы знали, сколько талантливых литераторов уехало в своё время из Челябинска, чувствуя на себе неприязненное отношение чиновни­чества!.. В Москве мы с министрами общаемся проще.

Надеюсь, что сейчас П.И. Сумин возродит государственную традицию уважения к дарованию, как высоко когда-то держали её Родионов, Тяжельников, Ненашев, да и на заводе ценили душу и слово… Я не стал, встретясь в конце марта, говорить Сумину о ЧМК, неуютно говорить, ведь он и я отдали заводу много лет! Не пригласил я московских писателей и на завод, хотя в цехах благодарно бы их послушали…

Мы, русские, безответственны: в своём дому нам тесно, а в чужом мы никому не нужны. Примите, пожалуйста, мою книгу «Крест поэта» на память и не осуждайте мою тоску по красивому грядущему дню. До встречи.

Желаю Вам здоровья и успеха!

Искренне Ваш Валентин Сорокин

25 марта 1997г.

 

Расстрел в Екатеринбурге

Подписал решение о расстреле царской семьи

Председатель исполкома Уральского совета

Белоберодов А. Г.  (Янкель Вайсбарг ?)

Бил в лицо императора жуткий еврей,

Из тяжелого бил, по глазам, револьвера.

Мать кричала, всходила багровая эра,

Пули прыгали, раня детей, не зверей.

И наследник-сынишка кровавил полы,

Вместе с сестрами плыл в преисподню мирскую.

Троцкий реял в Москве?..

Раствориться рискуя,

Бриллианты, на мертвых, сверкали из мглы…

За вагонами золота и серебра

Торопились юровские и микояны,

Кровью дедов до одури сыты и пьяны,

Не сулящие правнукам нашим добра.

И недаром среди запредельных крамол

Есть крамола-молва, слышать это не внове:

«Иудейскому богу-жрецу Иегове

Кровь царевича подана прямо на стол!»..

О, Россия, тебя замордует садист,

С бороденкой, грязнее исшарканной швабры,

Нас он держит сегодня, схвативши за жабры, —

В звёздах чудится плач, в поле кружится лист.

Царь с просверленной красною дыркой во лбу

Через время бредёт…

Каменеет царица…

Вон собаки конвойных…

Меж ними струится

Трасса крови — палач захлебнулся в гробу.

Пропадает народ, как под зноем трава,

Как солома течет, пепелится, как вата,

Если здесь Революция не виновата,

Значит, каждая пуля повсюду права.

Потому и от Смольного до Колымы,

Изымая, дробя кемберлитовы руды,

В мерзлых ямах,

седей чем алмазные груды,

Мы лежим, укокошены бандою, мы!…

 

Стихотворение моё 1989 года напечатал, позднее, в газете «День» Александр Проханов. Он и теперь, встречаясь, часто смеётся и декламирует, не искажая, запомнившиеся ему строки:

Бил в лицо императора жуткий еврей,

Из тяжёлого бил, по глазам, револьвера.

Князья и дворяне, и прочие господа, наследственные и титулованные, порядочнее нынешних олигархов, а народ — народ: ни еврею, ни русскому грабителю и бандиту не прощает нищеты и крови. После семнадцатого распотрошили господ и народ, а после девяносто первого — народ, а в господа выскочили головорезы, и правят нами и Россией, гнетут, не слабее тех упаковывают. Спонсоры… Лежим по трассе: Колыма — Берлин…

Не резон Солженицыну опровергать подлинность «Протоколов сионских мудрецов», он ведь уже «опроверг» подлинность Шолохова и “Тихого Дона” он ведь уже «научил» Россию — как ей «обустраиваться: миллионы русских: людей проклинают полон и унижение на чужбине. И Александра Блока грех трогать Солженицыну:

Русь моя, жизнь моя, вместе ль нам маяться?

Царь, да Сибирь, да Ермак, да тюрьма!

Эх, не пора ль разлучиться, раскаяться…

Вольному сердцу на что твоя тьма?

Но:

Россия, нищая Россия,

Мне избы серые твои,

Твои мне песни ветровые —

Как слезы первые любви!

Продолжение Пушкина — Блок. А продолжение Блока — Есенин:

Трубит, трубит погибельный рог!

Как же быть, как же быть теперь нам…

Пушкин:

Но знаешь ли, чем сильны мы, Басманов?

Не войском, нет, не польскою помогой,

А мнением, да, мнением народным.

В шестидесятые годы журнал «Молодая Гвардия» систематически и шумно сотрясали инструкторы и секретари ЦК ВЛКСМ и ЦК КПСС, а «Литературная газета» в каждом номере полоскала имена Чалмаева и Петелина, Лобанова и Михайлова, Семанова и Шошина, но славянофильские салоны или рати Кожинова и Слуцкого чем занимались? До семидесятых — водку пили или зубрили наизусть Маршака с Чуковским, дабы не попасть в чёрные списки русофилов-националистов члена Политбюро Яковлева?

Смешно бежать впереди правды: она такая седая, такая русская, такая трагически великанья — жалок салонно богатырствующий карлик!..

Я преклоняюсь перед подвижничеством, горьким и тяжким, беззаветно русского человека — Эдуарда Хлысталова: он из подвальных ягодо-бериевских камер, из бурьяном заросших ям, из колымских ледяных оврагов, копая и копая, достаёт нам списки сверкающих русских имён, кроваво затоптанных картавыми учениками Троцкого и Свердлова.

Вот письмо Алексея Ганина, поэта и друга Сергея Есенина, найденное Эдуардом Хлысталовым в архивах мученика:

«…Вполне отвечая за свои слова перед судом всех честно мыслящих людей, перед судом истории, мы категорически утверждаем, что в лице господствующей в России РКП мы имеем не столько политическую партию, сколько воинственную секту изуверов-человеконенавистников, напоминающую если не по форме своих ритуалов, то по сути своей этики и избирательной деятельности средневековые секты сатанаилов и дьяволопоклонников. За всеми словами о коммунизме, о свободе и братстве таятся смерть и разрушение, разрушение и смерть.

Достаточно вспомнить те события, от которых всё ещё не высохла кровь многострадального русского народа, когда по призыву этих сектантов-комиссаров оголтелые, вооружённые с ног до головы, воодушевлённые еврейскими выродками банды латышей, беспощадно терроризируя беззащитное сельское население, всех, кто здоров, угоняли на братоубийственную бойню, когда при малейшем намёке на отказ всякий убивался на месте, а у осиротевшей семьи отбиралось положительно всё, что попадало на глаза, начиная с последней коровы, кончая последним пудом ржи и десятком яиц. Когда за отказ от погромничества выжигались целые сёла, вырезались целые семьи.

Вот откуда произошла эта так называемая классовая борьба, эта так называемая «спасительная гражданская война»…

Ганина растерзали сектанты ЧК, но его правду воскресил Хлысталов. Холокост, учинённый над русским народом изуверами, не забыт: день поминовения и плача будет, будет, будет установлен!.. Мы — есть.

Женя Гангнус, Евгений Евтушенко, издевательски фиксирует: мол, юный эфиоп, намекает Женя на Александра Сергеевича Пушкина, сотворил нам, русскому народу, речь, слово, поэзию, но юный Пушкин записывал сказания и легенды о Разине и Пугачёве, восславлял Россию Петра и Суворова. Пушкин, как заметили его гениальные последователи, — русский из русских, каким в массе своей русский человек, может быть, явится через двести лет… А Гангнус Женя где же? В США.

Троцкисты и палачи, перестройщики и олигархи не украсили Россию ни честностью, ни благородным вдохновением — убийцы и воры, и народ русский запомнил их достижения. Сионские мудрецы оставили, сбегая в Израиль, нам оставили, покачнувшиеся лагеря на Соловках и на Колыме, на Волго-Доне и на Магнитке, на Днепрострое и на Кузбассе, они оставили нам в мерзлотах — безымянные захоронения, миллионы безвинно укокошенных. Они заслонились русским героическим народом не в одной и не в двух войнах: мы — лежим под номерами и обелисками, мы — в братских могилах лежим вдоль трассы Лубянка — Колыма — Берлин!..

Юность помню, как вещие сны я,

О весенней сумятицы гуд,

А зелёные волны лесные

По холмам и долинам бегут.

И обласкана древним простором,

С необъятной своей высоты

Молча смотришь, с тоской и укором,

На меня, виноватого, ты.

Виноват я, что в годы седые

Переполнена горечью грудь.

Виноват я — опять молодые

Ищут к Родине заново путь…

Виноват, что в объятиях братских

Прежней верности мужеству нет

И в окопных могилках солдатских

Прорастает берёзовый свет.

Сквозь кремлёвскую звень аллилуев,

Слава Богу,

расслышится он,

Поднебесных твоих поцелуев

Синекрылый кукушечий стон.

Поле русское взрыто и смято,

И доколе, доколе терпеть —

Если в майскую ночь соловьята

Не решаются плакать и петь!..

 

1997 — 2001

 


* Лев Скворцов — “О том, куда нас власть вела, творя великие дела”, 2000.

* Иван Голубничий — Стихотворения. 2000.

* Владимир Гусев — “Дневник-1993”. 1999.

Copyright © 2024. Валентин Васильевич СОРОКИН. Все права защищены. При перепечатке материалов ссылка на сайт www.vsorokin.ru обязательна.