Валентин СОРОКИН
«ВЕРЮ И ЛЮБЛЮ!..»
Подборка стихотворений
ОБРАЩЕНИЕ К ЧИТАТЕЛЮ
Надо так любить свою Родину и так готовить себя к жизни, к испытанию своей судьбы, которая дана тебе Богом, чтобы – если потребует трагедия Родины – встать на её защиту и умереть за неё. Без этого не будет никогда творческой удачи и масштаба ни у кого. Это самое главное и святое – любовь к Родине! Только это делает жизнь – Жизнью!
26 марта 2014
МОЛИТВА
Я молюсь тебе, Господи, и не перестаю молиться
Среди неуютной ночи, среди безутешного дня,
Ты помоги мне, Господи, подняться и
распрямиться
От бед и болезней, внезапно обрушенных
на меня.
Вспомню детство: бураны, дожди да скалы,
Да реки, клокочущие в таёжную тишь.
А мама смеётся: «Тебя опять солнышко утром
искало,
Вот умоешься и на вершину встречать его
полетишь!..»
А на вершине – ветер, изуродованные берёзы,
Лбы рукавом прикрывая, движутся через
мороз и чад,
И не их ли, не их ли, не их ли тяжёлые слёзы
Золотыми листьями в окошко моё стучат?
А мама за мною, седым, глазами
Следит, Богородица, в заоблачном серебре,
И не её ли,
не её ли, не её ли багряными
ягодами-слезами
Рябина тропу мою госпитальную осыпала
на заре?
Я лёг бы и упокоился на той позабытой вершине,
Но ведь есть, которая любит меня, и Господа
просит сберечь.
И хутора мои растворились в чилижнике и
крушине,
И над горным простором истаяла русская речь.
Теперь туда не спешат и не торопятся люди,
Долина обилья разграблена, брошена и пуста,
И боюсь я, боюсь я, Господи, вдруг рядом
с моим не будет
Ни одного чёрного,
идущего к звёздам креста!..
ПОЛЕ КУЛИКОВО
Облака идут-плывут на воле.
Звон мечей затих и стук подков.
Отдыхает Куликово поле
В синеве торжественных веков.
Лишь ковыль над ратью побеждённой
Движется, как вешняя вода.
И в другие времена рождённый,
Прибыл я поговорить сюда.
Присягаю и холму, и броду,
И дубраве, где от зорь темно…
Неужели русскому народу
Умереть в просторах суждено?
Я не зря стою, припоминаю,
О, ему действительно везло:
И чужие и свои мамаи
Кровь его расшвыривали зло.
И чужие и свои топтали
Ярость искромётную, дабы
Счастье не овеивало дали,
Месть не поднималась на дыбы.
Будто в наши долы и в лагуны,
В сёла горькие и в города
По тропе иуд втекают гунны,
Безнаказанно и навсегда.
И предел страданию людскому
Я пока не вижу впереди,
Коль тоска по Дмитрию Донскому
Тихо заворочалась в груди.
Под луною ничего не ново,
Слёзы вдов укажут путь волнам.
Помоги ты, Поле Куликово,
Выжить нам и выздороветь нам!
ГРУСТЯТ БЕРЕЗЫ
А под Москвой гуляет осень…
В ней столько тайн и волшебства.
На длинных иглах старых сосен
Повисла бусами листва.
Грустят березы над обрывом.
И перезвон и непокой.
И, словно огненные гривы,
Схлестнулись травы за рекой.
Холмы угрюмо и мохнато,
С тяжелым клекотом внутри,
Свалили каменные латы,
Как перед сном богатыри…
Соборы тяжкими крестами
Подперли дымчатую грусть,
И золотистыми устами
Здесь разговаривает Русь.
И одиноко на опушке,
Еще не дав разбег перу,
Беспечно бродит юный Пушкин,
Рассыпав кудри на ветру.
* * *
Ранен я сильно, под сердцем свинец,
Ранен я опытно – первым ударом.
Муки мои обойдутся им даром,
Тем дикарям…
Их наводит подлец.
Вот они по следу мчат моему,
Пика и лук, и топор наготове.
Мамонта бить низколобым не внове, –
Сколько красавцев списали во тьму?
Я не красавец, не мамонт, но я
Знал свое место и помнил заветы:
Мы одиноки у целой планеты,
Нас убивают – пустеют края.
Я первобытным, клянусь, не мешал
Лазить в деревьях, искать пропитанья,
Их коллективные вопли-рыданья
Я уважительно вслух утешал.
Доутешался, свистят и визжат
Над головою забытые стрелы.
Небо прогнулось.
Земля постарела.
Реки от крови недвижно лежат.
ПОДСОЛНУХИ ЦВЕТУТ
Подсолнухи искрятся и цветут,
От них заросший золотится пруд.
И золотое поле льётся, льётся,
И солнце под короною смеётся.
Ему, большому, с четырёх сторон
Кивает малых тысячи корон.
И ты идёшь, на голове корона –
Сошла, царица, с неземного трона.
Июль, июль, тревожный лунный свет
От звёзд и соловьев спасенья нет.
И мы лугам, подсолнухам дивимся:
Они цветут,
и мы – не повторимся!
* * *
Не боюсь я ни беды, ни смерти,
Жил, как дрался, плача и круша.
Выноси меня из мелковерти,
Русская, отважная душа.
Никого не хаю, не ругаю.
– Здравствуйте! – открыто говорю.
Всем, кто пал на фронте, –
присягаю,
Кто меня травил – благодарю!
Вот сомкну глаза – куда же деться! –
Разрывая сумерек струну,
Вновь стучит ошеломленно сердце
Через полуночную страну.
Уличаю, а не обличаю,
Жду я славы для своей судьбы,
Родину пою и величаю,
Вскинутую мощью на дыбы.
Давче в небе самолет крутился,
На равнине колосился хлеб.
Я родился – враг перекрестился,
Черный ворон вздрогнул и ослеп!
* * *
Я видел сон: смуглы и загорелы
От злых пустынь и августовских дней,
Кочевники
в меня вонзали стрелы,
Прицеливаясь медленно с колен.
Была земля шатрами их покрыта,
Повытоптаны травы и леса.
Храпели кони, цокали копыта,
И хохотали щурые глаза.
Команда раздавалась учащенно,
А я, свою беспомощность кляня,
Стоял один, ничем не защищенный,
Тебя от них собою заслоня.
Бежал огонь по каждому суставу,
Горели раны – красные цветы.
И думал я: когда ж стрелять устанут?
Нельзя мне падать, ведь за мною ты.
Очнулся – день, в траве горланят птицы.
Трещит костер, и вот твоя рука,
Плечо,
щека
и влажные ресницы,
В которых ночевали облака.
ВСЁ ИЗ ОГНЯ
– Все из огня, и все уйдет в огонь! –
Мой дед, бывало, молвил на гулянке.
И высекала глыбная ладонь
Огонь любви из крохотной тальянки.
Огонь любви к березам и полям,
К застенчивой девчоночьей улыбке,
К нахимовским ревущим кораблям
И к русичам, что полегли у Шипки.
Но умер дед внезапно ясным днем,
Прославя мир гармошкой и делами.
И я зажег в знак памяти о нем
Огромное, неистовое пламя.
Оно южжит, вскипая и звеня,
Гудит и стонет, как в грозу антенна.
И полонила юного меня
Клокочущая музыка мартена.
Огонь, огонь, то розовый с краев,
То рыжий под седыми небесами,
От всполохов, багряных соловьев,
И жуткий свет и тьма перед глазами.
О соловьи, жестокие огни,
В искрящемся, текучем, звездном иле!
…Как я боюсь,
чтобы меня они
В нежданный миг совсем не ослепили.
ИВАН-ДА-МАРЬЯ
День наполнен синевою.
Лезут тени в погреба.
Ухожу я с головою
В придорожные хлеба.
Загустелая пшеница
Плещет волнами в зенит.
То под ветром серебрится,
То вздыхает, то звенит.
Пахнет клевером и пылью,
Острой сдобою солом.
Солнце огненные крылья
Распластало над селом.
Веет бор смолистой гарью,
Пни угрюмые крепки.
И цветы иван-да-марья
Тихо бродят вдоль реки.
По цветам заря гуляла,
Потому из немоты
Светят розово и ало
Те высокие цветы.
В глубях знойного тумана,
Поднимись-ка в полный рост, –
Кроме Марьи да Ивана –
Никого на сотни верст…
МЕДУНИКА
Ливень вымоет леса.
На поляне полудикой
Прорастут твои глаза
Одинокой медуникой.
И в негромкой стороне,
Умудренные веками,
Ветры память обо мне
Пронесут за облаками.
Будет вечер, синева,
Будет солнышко смеяться.
Соловьиные слова
Снова будут повторяться.
И веселая, как есть,
Жизнь
продолжится земная.
Медуника будет цвесть,
Ничего о нас не зная.
Я РОДИНУ ЗНАЮ
Я Родину знаю с пахучей кислявой морошки,
С черемухи белой, что застит весною окошки,
С костра за деревней, с крупчатой, печеной картошки,
С буханки румяной, с двухрядной, крылатой гармошки.
Я Родину знаю с гривастой, отмашистой тройки,
Со свадебной,
буйной,
российской
плясуньи-попойки…
С берез августовских, где прячутся юркие сойки,
Со сказок лукавых, с побасок старушечьих, бойких.
Я Родину знаю с прадедовской, травной могилы,
С креста над собором, с нечистой, невиданной силы…
С букварного слога, со школы, с напарницы милой,
С дегтярной телеги, с трескучих, веселых косилок.
Я Родину знаю с кремлевского гласа-набата:
– Вставай на защиту!
На битву с фашистом проклятым! –
Печалились полдни и глохли за рощей закаты,
Рыдали невесты, сестра уходила за братом.
Я Родину знаю по серой отцовской шинели,
По звездочке алой, по горькому всхлипу метели.
И нечего есть нам – голодные злые недели,
Репьи да крапива – тоска первобытная в теле.
Я Родину знаю по скрипу костыльному остро.
Курганы.
Курганы.
Погосты.
Погосты.
Погосты.
И – бешеный скорый, гудят полосатые версты.
И я у мартена,
чубатый мальчишка,
подросток…
* * *
Иноземцу меня не осилить
И уже невозможно пресечь,
Я недаром родился в России
И пою её горе и меч.
Вырастал я за сына и брата
Из тяжелой и злой маеты,
Вам, которые ложью распяты,
Вам, которые пулей взяты.
Смолкни, ветер, над миром разбоя,
Эхо смерти, не шастай в лесу,
Я боюсь, что однажды с собою
Тайну века во тьму унесу.
Будет каждая крыша согрета,
Вспыхнет праведный свет навсегда,
Если в грешную память поэта
Залетает вселенной звезда.
Если выстояв, выдюжив, вызнав,
Я поднялся – и солнце в груди,
Если вещая матерь-Отчизна
День и ночь у меня впереди.
Струны времени, совести стрелы,
Красной масти на поле цветы,
Это – чувства и слова пределы,
Это – ты, моя Родина, ты!
* * *
Среди забот, среди борений,
И поверительных утрат,
Тебе, одной, я ныне рад,
Без похвальбы и преклонений.
Мечами срубленный – стою.
И тьмой окутанный – сверкаю.
Я никого не упрекаю
За скальную тропу свою:
Она – мятеж, она – судьба,
Пусть высотой глаза слепило.
Ведь никогда бы ты раба
Не выбрала, не полюбила.
А у поэтов испокон,
Лишь чувством сердце озарится,
И раскрывается граница, –
Весь мир понятен и знаком.
Движения твои ловлю.
Ловлю слова – и восторгаюсь.
Не сожалею и не каюсь
Ни в чем,
а верю и люблю!
* * *
Не смогу разлюбить, хоть убей,
Потому что родился не чёрствым,
Эту
синюю
сонность
степей,
Эти звёзды, берёзы и вёрсты.
Самолёт, паровоз ли, такси
Наплывает внезапней крушенья.
И недаром вовек на Руси
Выше господа Бога – движенье!
Кувыркается ветер во ржи,
Голосит над болотами чибис.
Ну скажи мне,
скажи мне,
скажи,
Где бы мы доброте научились!
Ни одной не запомню страны,
Ни одной не пойму я державы.
Мне ведь даже в могиле нужны
Только наши поля и дубравы.
Словно в речку, войду я в траву,
Тихо трону ладонью ромашку.
И почти, как в бреду, разорву,
Переполненный счастьем, рубашку!