Заказной слепец и безгрешный стукач

Не исключено, что Ленин разделял намерения Зиновьева, Троцкого и др. и только воздерживался (по тем или иным причинам) от прямых требований превентивного уничтожения миллионов русских людей; однако в любом случае именно прямые требования играли необходимую и в конечном счете решающую роль в гибели в 1918-1922 годах каждого шестого человека в стране.

 

Вадим Кожинов

 

Л. Д. Троцким был разработан план разграбления и осквернения святынь Русской Православной церкви под видом помощи голодающим.

В. И. Ленин подкорректировал этот план…

 

Николай Коняев

Перестарался

Бедный, бедный стихомаратель Владимир Бушин: несколько уже десятков лет он хвастается тем, что его ранние рифмовки похвалил Сергей Владимирович Михалков. И что? А больше, значит, никто о них не промолвил ни одного приличного слова? Вот и заела тоска и зависть волосатого лирика.

Других-то хвалят большие поэты: то — Твардовский, то — Федоров, а Бушина — баснописец Михалков?.. Но и после фразы Михалкова — Бушин не знает меры: разносит, доносит, возносит, стучит, указывает, наказывает, уличает и поучает. Бездарность и зависть изогнули его, измяли и олоскутили: сложить бородку Яшки Свердлова, Левки Троцкого и Фельки Дзержинского — получится коноплисто-кокаиновая заросля Володьки, но бородища публициста, оклеветавшего и оскорбившего лучших писателей России, — не является правом завистника на стукачество.

Вот он — защищает Ленина. Вот он — защищает Советскую власть. Чего защищать вождя? Ленина сегодня два: борец за правду и чужак. Каждый из нас без бушинской грязи решит — кого и которого любить!.. Но Бушин-то хитрее вороватого хоря. Защищая вождя, может облаять, как старший бомж, не Солоухина, так Проскурина, не Сорокина, так Савельева, не Фомичева, так Астафьева и т.д. О, если бы его похвалил Александр Трифонович Твардовский — мы вообще пропали бы, — шутит Александр Байгушев, критик.

Ныне Бушин взялся выставлять Юрия Васильевича Бондарева, выдающегося писателя России, любимого писателя в нашем народе, — неким недорослем, ваняткой-ослушником, не сумевшем уразуметь провидческую энергию и свет бородатого христопродавца — Володимира Раздолбушина. А уразумел бы — стал бы великим и недосягаемым, как Владимир Сергеевич Бородай!..

 

Стучит он на друзей и на знакомых,

На Феликса похожий и крутой,

И сеет хоботковых насекомых

Вонючею пропеллер-бородой.

 

Чем тебе, Библейский Хам, не угодил Егор Исаев? Когда перешел твой иудовский путь Иван Акулов? А чего тебе, кроме добра и поддержки, графоману, да и твоим спецхоботковым жукам, плохого сделал Бондарев?

Бедный, бедный — только и надзирает за нами: кто с кем дружит, кто с кем в ссоре, кто кому задолжал гайдаровский рубль!.. Не публицист, а через забор плюющая сваха в соседскую буренку, молочко от которой ела утром, а к вечеру мозги у ей склокой перешибло.

Пытается ослюнявить Юрия Бондарева, столкнув лбами вокруг него целый патриотический отряд русских верных прозаиков и поэтов, относящихся к Юрию Васильевичу беззаветно. И — сидит, чешет насекомовую мешковатую бороду Иуды, ликующий от собственного маразматического стукачества.

Но ведь Юрий Бондарев — не Владимир Бушин. Но ведь романы Бондарева — не доносные излияния Бушина. Но ведь художественное слово Бондарева — не стукаческий невроз завистника и графомана. Бушин даже ни разу так и не почувствовал, не ощутил храмово пылающей свечи творчества в душе, звездного крылатого огня, оберегающего в человеке совесть и отвагу, ум и независимость, озаряющего путь и судьбу.

Вовик, брат околодевяностолетний, я сам давно старый, я щедро оплачиваю тебе слюни, ложь и оскорбления в мой адрес. Запомни, хотя вряд ли ты способен запомнить, — я первым ни разу никого не оскорбил, но подлости никому не прощаю. И не гнусь, не лизоблюдствую лакейски, как часто нам демонстрируешь ты: твоя хитрость — даже не лукавость, а насекомость, но лезешь, махая бородищей, защищать вождей, поучать народы, сирота хренова!

Лев Троцкий:

«У нас нет времени, нет возможности выискивать действительных, активных наших врагов. Мы вынуждены стать на путь уничтожения, уничтожения физического всех классов, всех групп населения, из которых могут выйти возможные враги нашей власти».

Тов. Зиновьев:

«Мы должны увлечь за собой девяносто миллионов из ста, населяющих Советскую Россию, — инструктировал вождь, имея в виду пока РСФСР, — с остальными нельзя говорить — их надо уничтожать».

Но, как грамотно и убедительно доказал нам Вадим Кожинов, уничтожили-то гораздо больше и гораздо свирепее!..

 

Закукарекать захотел

Ленин лежит в Мавзолее, Троцкий, Зиновьев, Дзержинский — мне все это не понять. Слава Богу — ты есть!.. Защищай их, но перестань вонзать ягодовский насекомовый хоботок в русские души. Разве ты, обожаемый брат, не видишь — экран у кого в руках, газета у кого в руках, сцена у кого в руках, банки у кого в руках, предприятия у кого в руках?..

Кто спаивает нас?

Кто русских детишек продает на запчасти?

Кто запретил русскую песню отцов и дедов наших?

Кто отбирает у нас образование и науку?

Кто предает и продает землю русскую?

А ты русских поэтов и прозаиков искусно и нагло сталкиваешь лбами, клеветой насекомою осееваешь их. Есть ли русский писатель-патриот, не оплеванный тобою? Мало тебе русского бесправия? Мало тебе русского горя и нищеты? Зачем ты привязался ко мне? Ты — никто и ничто для меня. Но я высоко ценю тебя, ибо твое предательство русских — учит меня неодолимой русскости и стойкости в битве за нашу униженную Россию! Я обнимаю тебя, прощаю тебя: твоя ненависть к русским учит нас быть русскими, спасибо!..

Ты клевещешь на меня Юрию Васильевичу Бондареву. В свое время такие же, как ты, стукачи, надоносили на меня Шолохову. Но время — точные часы Вселенной. Время ставит на место даже не только стрелки, но и секунды. Зачем ты влез в грязную тайну двух писательских склок? Ты ведь нигде путем не работал. Жил и живешь на хребте у народа. И живи спокойно.

Володя, а у кого было больше ненависти к русским, у Зиновьева, у Троцкого или у Гитлера? Заказной слепец.

 

Разве важно, разве важно, разве важно,

Что мертвые не встают из могил?

 

Это — говорит Сергей Есенин. Но и я твердо знаю: мертвые сильнее нас, живых! Мертвые бередят нашу память. Мертвые окликают нашу совесть.

Написал бы ты маленький нормальный стишок или рассказишко, помыл бы ты в тазике оккупированную насекомыми бородищу — и очи бы твои, Володя, попрояснели, и сердце бы твое забилось благороднее! Молюсь за тебя.

У Егора Исаева, известнейшего поэта России, на даче закукарекал петух утром, а ты в этот миг потягивался на матраце и проволочным гребнем, лежа, пытался расчесать спутавшуюся в узлы бороду. Но тебе кто-то дозвонился и рассказал, что у Егора Исаева на даче кукарекает петух.

Ты тут же в «Советской России» выступил, как всегда, с огромной демагогической статьей — запретить петухам на дачах и в деревнях кукарекать и топтать кур, дабы не несли куры яйца, не появлялись бы в хозяйствах молодые петухи, высиженные клухами. Зачем тебе подобная жестокость? Или ты сам собираешься закукарекать? Драчливый филин.

Несгибаемого патриота России Владимира Фомичева принялись предатели гнобить судом за прекрасную русскую государственную газету, печатающую необходимую правду для страны, ты тут же отрекся, прикрыл мокрые ресницы и забыл про совесть и обязанность публициста защищать собрата. Тебя нет там, где нужен голос отваги. Даже насекомые в твоей бороде не шуршат, когда людям нужна честная помощь. Ты — уникум. Сундук с драгоценностями.

Шолоховскую премию-то мне вручал Михалков, а ты просишь Бондарева ее у меня отобрать? Доносчик. Ну и отберут? Борода же у меня не прорастет? Ты называешь меня антисоветчиком. Но антисоветчик — ты. За свою бороду и живот ты клевещешь на нас, кто не юлил перед продажным начальством ни на службе, ни в прессе. Мы были среди защитников Дома Советов, а ты в эти дни добивался запрещения кукарекать сельским петухам.

Владимир Иванович Гусев считает, что тебя стричь не надо, а Арсения Ларионова надо обородаить и вас за чаркой побратать: двух неистовых борцов за троцкистскую сионистскую верность разграбленной стране… А вот Владимир Тимофеевич Фомичев считает, что тебя надо остричь. Он просит меня добыть в мартене Челябинска выточенные стальные ножницы и обкарнать тебя, а ошметки бороды твоей вывезти из Москвы в Кыштым, на Урал, где хранятся международные ядерные пакости. Будем решать.

Ты не переживай. Вовремя остричься и обриться — лафа. Ты станешь не только умнее, но и добрее. Ты возвратишься к тому образу, какой задали тебе родители первоначально. Не отвергай их желание. Угомонись, Мазай.

Дедушка Бушин, глянь — трехлетнюю нашу с тобою внучку насилует марихуанный маньяк. Папа Бушин, глянь — двенадцатилетнюю нашу с тобою дочурку готовят к гражданскому браку, чтобы она никогда уже не испытала осиянности любовью, ребенком и семьей. Глянь, брат, что сотворили с нашей с тобою сестрою: ее развратили, раздели, распяли на хохмах Петросяна и Винокура, а маму ее нарядили в дурацкие лохмотья пьяной попрошайки и с такою же пародийною чучелой вывели на ТВ.

Грязные, заикаистые, похабные слова и мелодии льются в сердца наших жен и матерей. Имя этому — программа Даллеса. Имя этому — уничтожение русского и других народов России. Имя этому — раздор народов России и общая братская могила нам. А ты помогаешь черному преступлению, внося склоками раздоры в среду русскую, в обязанность соседскую. Почему ты раздоришь нас, а не миришь и не объединяешь?

Мазай, добряк царапистый, изучи грабительский сейф Яшки Свердлова, вскрытый после смерти Председателя ВЦИКа:

1. Золотых монет царской чеканки на сумму сто восемь тысяч пятьсот двадцать пять (108 525) рублей.

2. Золотых изделий, многие из которых с драгоценными камнями, — семьсот пять (705) предметов.

3. Семь чистых бланков паспортов царского образца.

4. Семь паспортов, заполненных на следующие имена:

а) Свердлова Якова Михайловича,

б) Гуревич Цецилии — Ольги,

в) Григорьевой Екатерины Сергеевны,

г) княгини Барятинской Елены Михайловны,

д) Ползикова Сергея Константиновича,

е) Романюк Анны Павловны,

ж) Кленочкина Ивана Григорьевича.

5. Годичный паспорт на имя Горена Адама Антоновича.

6. Немецкий паспорт на имя Сталь Елены.

Кроме того, обнаружено кредитных царских билетов всего на семьсот пятьдесят тысяч (750 000) рублей.

Документ этот читал Сталин. Обнаружил этот документ, работая над засекреченными архивами, Эдуард Хлысталов, великий следователь и великий публицист России, сын и защитник русского народа. Не опровергнуть.

За родными пролетарскими лозунгами и за родным нашим красным знаменем уже тогда появились в банках Европы и Америки счета:

Троцкого — 1 млн. долларов и 90 млн. швейцарских франков;

Ленина — 75 млн. швейцарских франков;

Зиновьева — 80 млн. швейцарских франков;

Ганецкого — 60 млн. швейцарских франков и 10 млн. долларов;

Дзержинского — 80 млн. швейцарских франков.

По каждому из опубликованных писем Дзержинского своей сестре Альдоне, жившей в Вене с мужем-миллионером, видно, что он отправлял ценные вещи даже ей. Горбачев и Ельцин, ленинцы, горбачевцы и ельцинисты, последователи троцких, зиновьевых и дзержинских, не уронили достоинства учителей: гробанули СССР и Россию не меньше и не менее активно в перестроечные годы. Потому, когда звонят и плачут колокола уцелевших обнищенных православных церквей, — слезы застилают мою тропу к храму…

Вова, почему увеличением рождаемости занимаются Слиска и Грызлов, Хакамада и Жириновский, госдумовцы, а не семья, русская или коми, башкирская или мордовская? От неперспективных деревень и хуторов гениальных экономистов, — Заславской и Арбатова, Немцова и Явлинского, трагично маячат на русском просторе заржавленные могильные кресты, но где же перспективные деревни и хутора? И никого за вредительство не осудили.

Товарищ Бушин, у меня нет надобности перебегством заниматься: между Михалковым и Бондаревым — путь мой прямой, а между провокаторами, тобой и Ларионовым, — еще прямее!.. В Ларионове я также ошибся, как я ошибся в тебе, лакее и ловкаче, марксисте и стукаче.

Здоровья тебе спортивного!

Удачи тебе в доносах!

Я куплю тебе алюминиевый тазик!

Умойся и почисть бороду!

 

Неунывающий лжец

Ты лжешь — я перебежал из сторонников Бондарева в сторонники Михалкова теперь. А почему же теперь я выступал и выступаю против Михалкова? Где ж ты прочитал мою оду в честь Михалкова? Крутя всю свою сытую жизнь задницей перед начальством, ты и других видишь такими? Лжец неунывающий.

Мой отец лежит в могиле с немецким свинцом в теле, а ты сомневаешься, мол, хорошо ли он воевал, если его семью дважды раскулачивали? Как тебе не совестно? Ты и мать мою оскорбил, лежащую в земле русской, рядом с отцом, воином русским. Тебя раздражает, что я, как мои отец и мать, русский безоговорочно и неостановимо? А кто ты? Подделыватель чужих строк и переделыватель графоманистый:

Я прошел через такие грозы! — моя строка.

Ты переделал:

Я пережил такие грозы! — да, сразу верблюжья рассудочность и добавка странная, оптимистическая и сексуальная. Но неужель ты, хрыч, все ещё завлекаешь педофилов, рифмуя:

Я принимал такие позы! Неужель?

Тебе ведь никогда не звенел соловей в сердце. Тебе ведь никогда не плакала в душу кукушка. Ты ведь так и не услышал ни разу вздохи золотострунных горных ковылей. Электрический волосатый глухарь, не птица, а политический робот, упёршийся когтями и клювом в двери Мавзолея. Ты ведь так и мыслить: не считает человек Ильича святым — враг народа!.. А ты народ-то русский не чувствуешь, не знаешь и заочно ненавидишь.

Ты перевертываешь чужие боли, слова, чужие истины, чужие образы, чужие судьбы, клевеща, донося, хихикая и принимая сексуальные позы. «Маниакальная верность твоя распутству собственной совести заставляет тебя лгать и подличать на русском поле. Ты — собрат по борьбе с русскими патриотами Ларионову. Тот, обманув нас, прекрасную группу русских литераторов, склокой с Михалковым, хапужеством, — таскается по судам, прячась за имя Бондарева, а ты бородатую мосю, мусющу волосатую, прячешь за Михалкова.

Я пережил такие грозы!

Я принимал такие позы!

Нет, я не верю, что ты кому-то ещё нравишься, убей, не верю.

Бушин обзывает меня психом, с ножом за голенищем, антисоветчиком, фашистом, сороконожкой, антисемитом, сионистом, шовинистом, бездарем, ну, нет смысла перечислять его сопли. Я бы не таил на клеветника большой обиды, но он мать мою, родившую восемь детей, четыре сына и четыре дочери, крестьянку, колхозницу, записал в еврейки, чем унизил собственную генетическую «жилу»… А я за него, «полуеврея», переживаю.

Зависть у него ко мне, распахнутому и бесстрашному русскому поэту, так жгуча, что он даже не ощущает песенности русского моего стиха, коверкая слова мои русские и летящую энергию строки русской:

 

Я прошел через такие грозы,

И назло обманчивой судьбе

Вновь душа, как юная береза,

Синий звон баюкает в себе.

Наплывет и медленно отхлынет

Вековая музыка полей

Шорохом тоскующей полыни,

Вздохами горячих ковылей.

Далеко до той причальной грани,

Где луна покоится на дне.

Кровяными гроздьями герани

Вспыхнул день в озерной стороне.

Дом ты мой за скорым перевалом,

Щедрый стол, раздольная кровать, —

Неужели этого мне мало,

Чтобы никогда не горевать?

 

Красота и удаль русская, да? А Бушин испохабил графоманией каждую мою строку, приводя ее в подкрепление своей доносной аргументации. Обвинил он меня чуть ли не в деляческой измене советской армии — почему я не служил? Да в моей трудовой вписано, что я мобилизован на мартен. Чего же Бушин лжет и стучит? Высоковольтный бетонный столб… Так и не смог стать прозаиком, поэтом, а оформился в ненавистника русского народа.

Эх, просватать бы тебя, позирующую бабушку, за бен Ладена ради мира!

Врет, что я как главный редактор издательства «Современник» склонял к сожительству какую-то Дашу. Даши у нас вообще не было в коллективе. А Машу Шолохову у меня времени не было склонять: она занималась усмирением и литвоспитанием коллектива — отец-то ее в классиках, зачем ей работать? Она по шесть, семь месяцев в году находилась в «творческом» отпуске, как ты: твои одногодки шли на фашистские танки, Сергеич, а ты телефонные провода по закусочным тянул. А теперь меня, бушинского жида, героизму учишь.

Внутри себя ты знаешь, что ты графоман. Завидуешь. Благодаришь Сергея Михалкова, что он похвалил твою раннюю рифмованную графоманию. А если бы тебя Бондарев похвалил? Ты бы всех нас ослюнявил до потери сознания. В России в 2003 году умерло от наркотиков более 100 тысяч. Более 100 тысяч! За последнее время из России выехало 45 тысяч девушек и молодых женщин, 45 тысяч! Скажи, девяностолетний стукач, как же мы возродим деревню и город в России? Кем возродим, тобою? Тебя, одного, лишнего для России!.. Гей.

Ты поносишь Александра Байгушева, вставшего защитить меня от подлой клеветы. Ты поносишь Сергея Семанова. Поноси уж всех, кто помог мне стать свободным и отважным поэтом русским:

Сергея Наровчатова, Николая Воронова,

Михаила Львова, Александра Макарова,

Евгения Осетрова, Сергея Воронина,

Василия Федорова, Бориса Леонова,

Сергея Орлова, Льва Скворцова,

Георгия Маркова, Владимира Гусева,

Бориса Ручьева, Петра Проскурина,

Людмилу Татьяничеву, Михаила Шевченко,

Юрия Прокушева, Леонида Соболева,

Myстая Карима, Дмитрия Ковалева,

Расула Гамзатова, Бориса Можаева,

Юрия Бондарева, Ивана Акулова,

Егора Исаева, Сергея Поделкова!

Ты даже митрополита Иоанна облаял, перед которым все мы в долгу. Облай Л. Сычеву, Л. Ханбекова, А. Филиппова, Н. Захарова, авторов книг обо мне!

Александр Байгушев защищал меня и Прокушева, когда громили русское издательство «Современник», а ныне — взломал гранитную стену антирусского молчания вокруг меня. Тебя и взбесила его храбрость. Где ты околачивался, когда Сергея Семанова пытались исключить из партии вчерашние идейные ретивцы, а сегодняшние прорабы перестройки? За что исключить? За верность русскому достоинству. А как издевались над Владимиром Фомичевым?

Сергей Владимирович Михалков на партсобрании Московской писательской организации призвал исключить меня из партии за поэму о Г.К. Жукове, о любимом полководце, «Бессмертный маршал», стыдя меня, что я забыл о великом маршале СССР Брежневе!.. Ты, правдолюбец, почему сикал в штаны? Тогда. А теперь ты — воин. Теперь ты — героический доносчик на нас, витязей русских. И удивляешься — почему я принял диплом о Шолоховской премии из рук Сергея Михалкова? Да, принял. И знал — Бог наказывает холуев!

Накажет и тебя. Жаль, ты — графоман, и премии, носящей твое имя, боюсь, на Руси не будет у русских. А была бы — я бы возомнил получить ее: ой, пора клево давать пощечину стукачам!.. Выворачивать их наизнанку.

Что твои кляузные сопли перед моими поэмами:

«Красный волгарь» — о Разине,

«Бунт» — о Пугачеве,

«Евпатий Коловрат»,

«Прощание» — о Курчатове,

«Обелиски» — о павших за Родину,

«Дуэль» — о Пушкине,

«Орбита» — о Гагарине,

«Дмитрий Донской»,

«Плывущий Марс» — о мартеновском огне,

«Оранжевый журавленок» — о детстве!..

Среди нас, литераторов русских, ты похож на дьявола волосатого, а в православном храме — на Феликса Эдмундовича Дзержинского. Твой словарь и вздох твой — не от материнской колыбели, не от яблони цветущей, а от верблюжьей натуги. И на губах твоих — скорпионий скрипучий песок, а не имя России. Зависть — солярка твоего девяностолетнего топливного бака.

 

Ты мать оскорбил мою

 

Зачем ты, Сергеич, так ненавидишь русскую маму мою? Ты ни разу, даже издали, не видел ее. Она похоронила трех сыновей. Анна Ефимовна, и что? Ты ее отчество приторочил к отчеству Немцова — тоже Ефимыч, и что? Да ты обязан, лжец, знать — Ефимы на Руси почти как те же Иваны: широко идут среди родного русского народа! Вот ты — Сергеич. А не сводный ли ты братан болтуну и троцкисту Никите Сергеевичу Хрущеву, а не из дворянского ли ты рода вместе с Сергеем Владимировичем Михалковым, постельничий шут?

 

Сороконожки. Борода. И зависть.

Тебе ведь 90, ну, поплачь:

Все говорят —  ты с детства был мерзавец,

Но забывают, что еще — стукач.

 

Почему бы тебе не выступить с благородной статьей о творчестве Анатолия Ткаченко? Вдохновенный, мудрый, добрый писатель. Горько страдает, видя погибающий русский народ. Прозаик и публицист, поэт оригинальный, сын и патриот России! Я, читая его, удивляюсь его мужеству и таланту.

Почему бы тебе не сказать слова поддержки о Михаиле Алексееве, защитнике Сталинграда? Сейчас он — больной. Солдата не балуют вниманием. Да и Акулова Ивана помянуть тебе не грешно было бы, а праведно: Иван Акулов является выдающимся прозаиком. Ты знаешь. Ты не такой наивный.

И Николая Воронова ободрил бы дружеским вниманием. Воронов — романист знаменитый, неколебимо честный. К своему 80-летию причалил. Где ты? Я беру писателей твоего поколения. Мог бы вспомнить Бориса Можаева, Федора Абрамова, Александра Яшина, Константина Воробьева, великих сеятелей любви к Земле Русской, а ты уставные строки Симонова зубришь, но Симонов и без твоей преданности лжи не забыт в печати и на экране:

 

Товарищ Сталин, слышишь ли ты нас?

Ты должен слышать нас, мы это знаем.

Не мать, не сына — в этот грозный час

Тебя мы самым первым вспоминаем.

 

Читать подобную, скомканную страхом лесть простительно, но очень и очень горько. Сергеич, не братишка ли тебе Михаил Горбачев? Два Сергеича. Два краснобая. Два верных ленинца. Два Карла Маркса нового мышления.

Тебе и Ларионову повсюду мерещатся перебежчики: вы зело напоминаете нам палачей ягодовских, которые в каждой городской кухне и в каждой деревенской избе вынюхивали врагов Революции!.. Вы с Ларионовым бегаете, придерживая ладошками ширинки брюк, между Михалковым и Бондаревым. А мне да и нам, патриотам русским, зачем бегать? Я глубоко уважаю Бондарева.

А к тебе не коплю ненависти. Я с удовольствием слушаю, как ласково о тебе поет на Черкизовском рынке интеллигентная седая бомжиха, активистка:

 

«Я хотела выйти замуж

За Володю Бушина,

Ну а он в невестах сам уж, —

Чем я оглоушена».

 

И вытирает седое лицо, не очень умытое, но женское, верное любимому:

 

«Он ягодовской породы,

Он в Рахиль прабабушку,

А московские уроды

Развратили лапушку».

 

Вынимает раскладной платочек, вырезанный из теплой мохнатой тапочки, и вытирает марксистские серебристые слезы, набежавшие на бражные уста:

 

«С баснописцем ты обедал,

Экий соловеюшка,

Ах, меня

зачем ты предал,

Бородатый геюшка!..»

 

Бабулька, закусывая мокрым пирожком очередную рюмачешку самогонки, поведала тайну мне: в молодости, когда борода у Бушина не клубилась так опасно, как южновьетнамские джунгли, Володя и эта бывшая красавица читали по ночам лирику Пушкина и стихи о любви Есенина, а потом — роман, эпопею Володи Бушина, посвященную Фридриху Энгельсу. Читали и так плакали, так плакали!.. Фридрих Энгельс — красота-то какая!.. Господи! Бомжиха оглянулась вокруг, поежилась и тяжко изрекла, вздыхая:

 

«В две бородищи, дура, куталась,

Бог наказал — и вот запуталась!»

 

Дедок, ты умолял Бондарева отобрать у меня шолоховское лауреатство, но печать-то у Ларионова, из-за нее и Михалков с Ларионовым судятся. А Ларионов щедрее тебя: он выдернул из карманов лауреатские медали у Т. Пулатова, Н. Федя, А. Жукова, В. Сорокина, В. Гусева, С. Михалкова, В. Бушина, у тебя, демагог бородатый! Карманника накажут.

Но взялся и перещеголял Ларионова, ты в одной, в одной статье, напечатанной в газете «Дуэль», онасекомил — Ю. Бондарева, В. Варенникова, В. Сорокина, О. Шестинского, И. Савельева, Т. Пулатова, В. Фомичева, Н. Федя, А. Николаева, Ю. Харламова, М. Земскова, И. Белого, Ю. Круглова, боюсь — не всех я назвал!.. Да — Ларионова. Ларионов — швейцарский Ильич.

Почему вы вдвоем с Ларионовым стоите во главе свар русских писательских групп и мажете их предательскими слюнями? Владимир Фомичев доказывает: Ларионов — Азеф сегодня. А я уверен, что и ты — Азеф сегодня. И ваша программа — дискредитация русских патриотов. А когда остаетесь вдвоем — радуетесь антирусским успехам. Провокаторы генетические…

Отрастит Ларионов бороду — в грядущем вам водрузят памятники: тебе — на Лубянке, Ларионову — на площади Революции. Сионистский треугольник повторит новая эпоха: Маркс — Дзержинский — Свердлов!.. Вы, дай вам свободу, перестреляете побольше русских и евреев, чем Яшка и Фелька. А сейчас ты, донося на меня, напомнил мне героя сей басни:

 

Баран не ждал такого оборота:

Удар, а там железные ворота, —

Баран-то встречного таранил,  как врага,

Тот в сторону, а с этого поехали рога,

И вот баран, на удивленье нам,

Порожнею башкой трясет по сторонам.

Итог:

Пастух острит, увидя молодца:

— Ну, ну, теперь и ты у нас овца! — …

 

Дободался?

Докляузничался?

Достукачился?

 

Два Ленина

Русскому народу и России пророчат погибель не только Бзежинский и Кох на страницах газет и на экранах Запад. Некоторые наши ретивцы с большим удовольствием, на случай, выхлопатывают себе двойные гражданства. Словно окончательно уверились в крахе русской земли.

Но русский народ видит предателей!

Но русский народ выдержит!

Но русский народ победит!

Николай Коняев — очень русский человек и очень русский писатель. И его статья «Уроки ушедшей Империи» не удивили меня, а только еще раз и еще раз я благодарно подумал об авторе: какой же он честный и смелый, прочный и свободный внутренне! Ведь говорить о Революции и о Ленине правду и сегодня многие робеют, а многие и до сих пор не поняли трагедии 1917 года. Избегают заговорить о ней с народом и капээрэфники.

Вот “коррекция” Ильича к плану Льва Бронштейна, приведенная отважным Николаем Коняевым, бросающая русскую душу в дрожь:

“Именно теперь и только теперь, когда в голодных местах едят людей и на дорогах валяются сотни, если не тысячи, трупов, мы можем (и поэтому должны) провести изъятие церковных ценностей с самой большой и беспощадной энергией, не останавливаясь перед подавлением какого угодно сопротивления. Именно теперь и только теперь громадное большинство крестьянской массы будет либо за нас, либо, во всяком случае, будет не в состоянии поддержать сколько-нибудь решительно ту горстку черносотенного духовенства и реакционного городского мещанства, которые могут и хотят испытать политику насильственного сопротивления советскому декрету…” И далее — запредельная дьявольщина:

“Чем больше число представителей реакционной буржуазии и реакционного духовенства удастся нам по этому поводу расстрелять, тем лучше”. Боже мой, и это — русский человек? И это — крещеный вождь? И это — страдалец за пролетария и крестьянина? И это — патриот России? Пусть лелеет его имя Владимир Бушин, непревзойденный стукач нашей эпохи.

Ну как же крестьяне и горожане не разрешат бандитам громить и грабить русские и других народов храмы, ведь на данный момент горожане и селяне доведены нищетою, разрухою и голодом до самоедства, а Ленин обещает накормить их, транжиря серебро, золото и алмазы по заграничным банкам магнатов? И как же не расстрелять миллионы безвинных людей, в момент их трагического безволия? И вдруг они на миг опомнятся и поймут беспощадность и сумасшествие фараона? Бушин, ты — гений, мы — болваны.

Это Ильичево письмо в Политбюро унесло 11 миллионов безвинных тружеников России. И разве сотни тысяч служителей Православной церкви были ослеплены ненавистью к русскому народу и к России? И почему они, как те крестьяне и те горожане, обязаны были разевать послушно рот на кровавую похоть убийцы? Это Ильичево письмо в Политбюро десятилетия делило народы России на советских и антисоветских. Это Ильичево письмо — бетонная основа для измены Родине на Отечественной войне, оправдательный путь диссидентству. Это письмо — кровавые волны на Соловках и на Колыме.

Это письмо — программа насильственных коллективизаций и раскулачиваний, программа расшвыриваний коренных народов, особенно русского народа, по целинным землям, по коммуностройкам республик и краев СССР, но и это же письмо — Предательство Горбачева и Расстрел Ельциным Дома Советов, да, это письмо, поскольку кровавая жажда этого письма и была, и стала программой руководства Политбюро ЦК КПСС на долгие годы.

Кто посмел усомниться в построении коммунизма у нас и в мире? Бойцы краснозвездные падали от пуль в Анголе и во Вьетнаме, в Корее и в Китае, в Румынии и в Болгарии, в Польше и Чехословакии, это письмо — туполобое упрямство зверя отсекло Финляндию и Прибалтику, Украину и Белоруссию, заставило нас ныне попрощаться с городом русской Славы Севастополем и Крымом, Казахстаном и Донбассом, Средней Азией и тысячами островов на водных рубежах СССР и США. Не сталинисты же базарили?

Это письмо — миллионы братских могил сынов и дочерей СССР на всех пространствах Мира. Неужели не стыдно тебе, хамовитый старец, пророк коммунистического рая, сын или внук председателя колхоза, Володя Бушин, околодевяностолетний Всероссийский Учитель, неколебимый ленинец и гранитный сталинист, неужели не стыдно тебе перед Иосифом Виссарионовичем Сталиным, вынужденным годы и годы посылать на смерть самых сильных и самих красивых защитников родной Земли во имя восстановления ее прежних границ? Сталину оставил Ильич не страну, а взорванную Чечню… Не зря же он рекомендовал на пост Генсека Троцкого, Бухарина и еще кого-то и не зря Сталину пришлось выкинуть их и переиначить его лженауку.

 

Торчишь ты, старец, у Мавзолея

И лаешь на нас всё злее и злее,

Но мы благодарны тебе за подарок —

Пока не кусаешься ты, перестарок!

 

И я давно сед. Моя молодость — одинокие и мучительные раздумья о Стеньке Разине и Пугачеве, о Ленине и разрушенных храмах русских, о безбожье своем и о Сергии Радонежском. Моя молодость — мои запрещенные поэмы о Евпатии Коловрате и об Игоре Курчатове, о Дмитрии Донском и о Георгии Жукове. Моя молодость — расследование, по мере возможностей, гибели русских бессмертных поэтов — Сергея Есенина и Павла Васильева, Бориса Корнилова и Николая Гумилева, Алексея Ганина и Василия Наседкина, Ивана Приблудного и Павла Шубина. Лидер и Родина — не одно и то же.

Кого — повесили. Кого — расстреляли. Кого, как Дмитрия Кедрина, выбросили из электрички. Ты, как вонючий ворон, приветствуешь каждую свежую смерть. Когда ты, бородатый стукач, сблюешь русскую кровь и перекрестишься покаянно? Когда ты узришь фараонизацию коммуновождей?..

Моя молодость — восторженные очерки и беспощадные!

О Юрии Бондареве, Сергее Викулове,

Иване Акулове, Юрии Прокушеве,

Петре Проскурине, Татьяне Глушковой,

Владимире Цыбине, Григории Коновалове,

Борисе Можаеве, Александре Филиппове,

Федоре Абрамове, Сергее Поделкове,

Станиславе Куняеве, Вячеславе Богданове,

Егоре Исаеве, Геннадии Серебрякове,

Василии Федорове, Сергее Алабжине,

Александре Прокофьеве, Денисе Булякове,

Иване Шевцове, Арсении Ларионове,

Владимире Семакине, Сергее Михалкове,

Валентине Сидорове, Михаиле Горбачеве,

Борисе Ручьеве, Борисе Ельцине,

Людмиле Татьяничевой, Викторе Поляничко,

Николае Воронове, да смогу ли я всех назвать?

Мои статьи — о Владимире Гусеве, Иване Савельеве, Владимире Фомичеве, Иване Голубничем, Максиме Замшеве, Владимире Бояринове, Владилене Машковцеве, Льве Котюкове, Владимире Бондаренко, Николае Алёшине, Анатолии Белозерцове, Борисе Бурмистрове, Геннадии Космынине, Владимире Фирсове, Алексее Маркове и многих, многих, чье творчество я знаю и ценю!

А чем ты занимаешься всю жизнь? Приседаешь, крякая от счастья, что Сергей Владимирович Михалков похвалил твои вирши ребячьи? Дитя волосатое и кусачее!.. Михалков меня требовал исключить из партии за поэму о маршале Жукове, а позднее — премию Международную имени М. А. Шолохова мне вручал на форуме, что и запечатлено в моем однотомнике. Спасибо ему…

Читал ли ты роман Андрея Платонова “Чевенгур”? В 1965 году мне передала рукопись романа супруга Платонова. Я привел роман в журнал “Волга” и предложил набрать. Переполох редакции и писательской организации закончился осуждением моего поведения. Спас меня от партсобрания секретарь обкома Черных. Валентин Черных. Тезка… А чем ты был занят?

Дедок мой страдалистый, Володимир Раздолбушин, в “Чевенгуре” вожди коммунизма ставят памятники друг дружке при жизни, а металла нет, вот они и лепят бюсты себе из глины. Лепят, а гроза их размывает и уносит в мусорку. Почему же ты, бородатый бунтарь, трусливо заткнул язык, когда Брежневы и Кириенки, Сусловы и Косыгины, Андроповы и Черненки, Громыки и Устиновы натыкивали себе сами собственные мраморные бюсты на звонких площадях СССР, тесня даже ленинские пьедесталы?..

Почему ты прикусил свой неукротимый язык, когда верный присяге маршал Ахромеев, маршал Союза Советских Социалистических Республик, был палачески повешен в Кремле Горбачевско-Ельцинскими негодяями? Да, ты смел и безогляден лаять и кусать русских патриотов, блистательный марксист и ленинец!.. Разухабисто именуешь нас дураками и предателями.

Читал ли ты первые упреки Горького Ленину?

Читал ли ты письма Плеханову Ленину?

Читал ли ты предсказания философа Ильина?

Читал ли ты “Окаянные дни” Бунина?

Читал ли ты книгу “Грядуший Хам”, книгу Мережковского?

Читал ли ты публицистику генерала Филатова?

Читал ли ты Солоухина, Пикуля, Распутина, Проханова?

Народ наш, многие наши деятели партии, государства трудно и долго старались уменьшить страдания наших дедов и отцов, в борениях и муках построили, точнее, воскресили, государство, дали нам право на жизнь, на образование и на труд, но ты-то, ты-то: ты — ничего и никого не увидел на кровавой дороге к спокойному часу. Часу, который взорвали Горбачев и Ельцин, вчерашние политбюровцы, ленинцы, взращенные ВЛКСМ.

Боров, упираясь пятаком в забор, начинает хрюкать и сомневаться: надо ли так настырно лезть в чужой огород, боров, свинья, хряк. А ты ведь, ты звезда публицистики, пусть ты ничего путевого не создал: ни стихотворения, ни рассказа, но ты ведь сотни русских имен унизил, оболгал, ты — звездный судия, а никогда и ни в чем не засомневался?

У меня, раба твоего, — два Ленина. Первый — Ильич. Бревно тащит на субботнике. С ребятишками на салазках с горки пуляется. И крестьянам огороды дарит. А второй — заборы не дает починить колхозные. Второй — динамитом кресты с куполов храмовых сносит и великое богатство русское растранжиривает по заграницам, а народ голодает и расстрелянных братьев безвинных захоронить не в силах. Второй, вея революционным дымом, аж на Афганистане споткнулся, и, словно перепуганный, мерзкими руками Горбачева и Ельцина передал ключ от Кремля и Мавзолея бандитам Грачева и Гайдара, советникам из ЦРУ и бетаровцам из Тель-Авива…

Нет, дело не в Ленине. Дело не в Мавзолее. Трагедия — в кровавых и безумных нашельцах.

Залп по Дому Советов

Да, в нашельцах на рабочего и на крестьянина, на армию и на страну. Нашельцы ликвидировали частный труд и частное поле, частную фабрику и частный завод. На тюрьме и на героизме возвеличили и подняли державу. Народ как бы умыл, одел Россию. Подарил ей золотые и алмазные копи, нефтяные и газовые предприятия: работай, хорошей, красуйся, Россия и твой дружный народ! Снова нарядил ее. Обиходили.

Но после залпа “Авроры” раздался залп бронетранспортера не по Зимнему Дворцу, а по Дому Советов. Народ теперь — бомж. А Горбачев и Ельцин со своими подлыми последователями — в числе богатейших олигархов планеты. Да, 75 лет — нормальный срок продолжительности жизни человека, у нас Великую Империю за 75 лет разрушили, растащили, распродали, и еще ныне гордятся этим черным вечным преступлением!.. Перестроечные власовцы.

Николай Коняев своими книгами помогает мне выживать в тоске моей по Великой России, по Великому СССР. А ты, Раздолбушин, таких, как я, обзываешь идиотами, лишенными здравомыслия, и прочими психэпитетами награждаешь, как Жид, как ученик Левы Бронштейна: плюй на человека, взводи курок революции и расстреливай! Неужели ты не устал? И Ленин у тебя — Единственный. Но ведь Ильич — не Иисус Христос. Но ведь образ Христа — в храмах. Редко — на открытом просторе. А ты вождя тащишь на сцену.

А памятники Ленину — перед каждой проходной в цех, на завод и на фабрику. Перед каждой районной и областной, республиканской и Всесоюзной Партадминистрацией. Сегодня — свергают ретивые марксисты.

Где города — Свердловск,

Сталинград, Калинин,

Сталинск, Ворошиловград,

Сталино, Молотов,

Сталинабад, Надеждинск,

Ленинабад, Устинов,

Ленинск, Ленино,

Ленинград, Ильичевск,

Молотовобад, Жданов,

Кировабад, Загорск,

Андроповск и т. д.

Где, спрашиваю тебя?

Конечно, Ильич тут не при чем. И Сталин тут не при чем. Но такие, как ты, подпевалы попугаистые, нарвались на собственную подлость. Глубокоуважаемый товарищ Раздолбушин, ты возмущаешься стихотворением Сергея Филатова, соратника Бориса Ельцина, сына поэта Александра Филатова, стихотворением о Ленине и о Мавзолее. Тебя гневят слова и строки:

 

Недовольный мятежник (?)

прищурясь, недрёмно лежит,

Одинокий, как тайна (?),

морозною тишью студимый (?).

Вдруг наклеит бородку

и вновь кочегаром сбежит (?),

За трагедии проклят (?),

но все же пока не судимый…

 

Ты удивляешься: “Почему Ленин мятежник, когда он революционер?” А не мог бы, ты, текстолог и филолог, спросить у Сергея Есенина:

 

Откуда закатился он,

Тебя встревоживший мятежник?

 

Дальше ты вопрошаешь: “Что такое “недрёмно” и “студимый”? Учитель наш и судия, Некрасов-то, вспомни школу:

 

Однажды, в студёную, зимнюю пору,

Я из лесу вышел…

 

А “недрёмно” — песня:

 

Метелица недрёмная

Дорогу замела…

 

А что же касается политики и революции, некоторых святых ее вожаков, то давай с тобой вместе прочитаем у Сергея Есенина:

 

…К чему разговоры?

Ну что же, ну что же нам дали взамен?

Пришли те же жулики, те же воры

И вместе с революцией всех взяли в плен!..

Как Вы себя чувствуете, Владимир Сергеевич Бушин, на пенсии и на даче? Я вот без перерыва отработал 53 годика на Россию. И чувствую себя замечательно. Пенсии боюсь. Квартиры боюсь. Дачи боюсь. Работу бросить боюсь. Рубль наш — копейка. А пенсии наши — блеф. А ЖКХ наше — улыбка олигарха… Ехидная. Издевательство над коренными народами.

Вот у меня и — два Ленина. Первый — родной Ильич. Второй — Троцкий. Зачем ты охаиваешь поэта Александра Филатова? Он — воспитанник Феликса Дзержинского, твоего кумира, сирота. Поэт он — светлый, добрый, его поэма, посвященная не членам Политбюро, как ты хамски утверждаешь, а Татьяне Федоровне, святой маме бессмертного Сергея Есенина:

 

Платок отряхнула дареный,

Ослабила узел тугой,

Блеснула глазами на Джона —

И дверь распахнула ногой.

 

В углу загремела посуда,

Погас огонек у икон.

— А ну, убирайся отсюда.

Иди по-хорошему вон!

 

Петляй своей тропкой убогой

И там, у себя, куролесь,

А русскую землю не трогай

И в русскую душу не лезь!

 

Зачем ты клевещешь на Сергея Филатова, сына поэта, приписывая ему антиленинские стихи? Сергей Филатов жестоко подпал под чудовищную машину Ельцина. Виноват. Но без Сергея Филатова, против которого я часто выступал, памятник Сергею Есенину не был бы поставлен. Я знаю точно.

Я преклоняюсь перед отцом Сергея Филатова — Александром Федоровичем Филатовым, прекрасным поэтом русским. Благодарю третьего Филатова, бесстрашного русского публициста, политика. А стихотворение, против, значит, второго Ленина, сочинено мною. Что же? Я мог перепутать вождей и многомиллионные памятники, натыканные им по России…

Как-то на дискуссии об истине студентка Литинститута, а теперь — известный прозаик Лидия Андреевна Сычева воскликнула:

“Есть совсем другой мир, другая орбита,

другая жизнь, другой смысл, другая красота!”

Есть. Но ты, мой старший и весьма хитрый брат, в детстве подражал стихам Веры Инбер, а в юности подражал изуверству Веры Засулич. Метался между двумя заезжими верами, а свою, русскую так и не приобрел. Вот и коробит тебя по ночам, как в малой клетке варана, ищешь кроликов, а дураков перестроечных нет… Бежишь к Михалкову рифмовать.

Меня же, уральского конника, ты давно трусишь, идейная рептилия, но я не накапливаю на тебя обиды и злобы. Бездарному без зависти — как борову без чужой грядки. А на площади, перед Большим театром, в Москве, песочный Карл Маркс здорово на тебя похож, только он моложе и борода у него помытее твоей. Не горюй. Будь счастлив. Читал ли ты Хлысталова?

Глянь, как Михаил Лермонтов свободу любит? Услышишь и не забудешь:

 

Царю небесный!

Спаси меня

От куртки тесной,

Как от огня.

 

И я распахнутые рубашки люблю. Русские. Вышитые. Не рубашки, а крылья сокола. Не цветы на них, а колокольца медвяные:

 

И звенят они,

И поют они,

И зовут они меня

В дали русские!

 

Русский русского

Перестань казнить,

Русский

русскому,

эх,

Да по России — брат!

 

Усердие стукача

Напечатав у Проханова в газете “Завтра” свой подлог, ты сильно подставил Проханова, но разве мало Проханов добра тебе делал? А село в России разваливать начали с преступных годов раскулачивания. И прорабы уже безлюдные земли и заброшенные кладбища расторговывают, ублюдки века.

Мы, как ты вопишь, идиоты, пытались противостоять разбойникам Бориса Ельцина у Дома Советов и в Союзе Писателей России. Станислав Куняев, крупнейший поэт России, тобою десятки раз оскорбленный, я, встали рядом с Юрием Васильевичем Бондаревым, когда его пытались напугать арестом, а ты, бородатый Павлик Морозов, где околачивался? Своих, донося, предавал?

Где ты был, когда на съезде КПСС против ЦК КПСС выступил, один, Юрий Бондарев, уличив громко перестройщиков в предательстве? А если я сейчас расскажу тебе о стонах Ивана Акулова и Петра Проскурина, Бориса Можаева и Владимира Солоухина? Они ведь не вынесли разбоя Горбачева и Ельцина, они давно под крестами лежат. А какую подлость, какую доносную дурь ты нашвыривал на них? Проскурина и меня ты сравнивал с фашистами, но ты, дай тебе возможность, — не промахнешься ни в русского, ни в еврея, поскольку сам ты так и не услышал надмогильного крика русской беззащитной матери и детишек ее осиротелых, разброшенных давно по СНГ и Миру.

Я стараюсь сказать доброе слово о честных писателях в своих статьях и очерках, да, а в своих статьях и очерках о грабителях России мерзавцев называю мерзавцами, героев называю героями. Я — идиот, ты — Иван Сусанин? Я не искал и не ищу в Ленине — Иисуса Христа, а в Сталине — Александра I, не избирался партсекретарем, не разрушал храмов, не лезу в батюшки, не ношу, не шумлю грязной бородищей в Москве, желаю у Большого Театра видеть памятник не Карлу Марксу, а Федору Шаляпину, и не тебе, Дель Понте!..

Я отдал России 53 года трудовых. Станислав Куняев до сих пор тащит тяжкий груз русского журнала “Наш современник” на плечах, тащит через нищету и через “мины”, подсунутые ему под ноги бушинцами и бушенятками. А чем ты занят, склоками и оплевыванием русских людей?

 

Снег на площади Красной волос моих белых белей,

Словно белые вихри людской отравительной муки.

И багровой скалою огромный торчит Мавзолей,

Лишь Кремлевских курантов летят над столицею звуки.

И лежит в Мавзолее суровый марксистский пророк,

Под охраной лежит, — до сих пор ни живой, ни покойник, —

Ведь за семьдесят лет не пошли человечеству впрок

Ни расстрелы, ни тюрьмы, ни армий кромешные бойни.

Недовольный мятежник, прищурясь, недрёмно лежит,

Одинокий, как тайна, морозною тишью студимый,

Вдруг наклеит бородку и вновь кочегаром сбежит,

За трагедии проклят, но все же пока не судимый.

Он разрушил надежду и впредь не воскреснет земля,

Стал народ полунищим, бесправным, хмельным неулыбой.

Кровь удушенных сел, клокоча, дотекла до Кремля,

Проросла Мавзолеем, угрюмою каменной глыбой.

Говорят, по ночам он по кладбищам рыскает сплошь,

Но никто не дает ему рядом обычного места,

И, отвергнутый Богом, на Каина злого похож,

Возвращается в сумрак легенд и венков, и ареста…

Справа бюсты и слева соратников и палачей.

Снег над площадью Красной волос моих белых белее.

И лежит, он, один, за торжественной дверью ничей

В саркофаге железном багровой скалы Мавзолея.

Я, слагавший стихи и тоскующий в детстве о нем,

Призываю сограждан: “Ему и казнительной свите,

Чтобы нас не спалила природа небесным огнем,

Вы скостите грехи и в могилу его опустите!”

Опустите в могилу, скостите, скостите грехи

И ему и себе — покаянием горе измерьте.

Мать склонилась к ребенку, далеко трубят петухи,

А за русским курганом заморские прячутся черти.

Опустите в могилу, да сгинут в нее лжевожди,

Трибуналов творцы, корифеи эпохи безгласной.

И простонут ветра, просверкают, ликуя, дожди,

И воспрянет свобода над вечною площадью Красной!

 

Сергеич, а смог ли ты подсчитать, сколько расстреляно членов ЦК и членов Политбюро? И не смог ли бы ты подсчитать, сколько вчерашних партбоссов сегодня в губернаторах и в олигархах? Странно, что ты возмущен жестокостями Корнилова и Колчака. Хе-хе-хе. Мавзолей стоит, а сотни и сотни тысяч скелетов, родных воинов русских, и сегодня не погребены… И Дом Советов расстреливали, повторяю, кремлевцы! А кто сейчас хозяин?

На хуторе моем, вечеруя, доверительно пели вдовы:

 

Хорошо нам на селе

После братской драки,

Ленин ездит на козле,

Троцкий — на собаке!

 

Но у меня — два Ленина. О первом я в школе искренне зубрил наизусть:

 

Когда был Ленин маленький,

С кудрявой головой,

Он тоже бегал в валенках

По горке ледяной.

 

А мой отец, обучая меня сажать сосенки, вздыхал: “Эх, сынок, сынок, вот станешь ты седым, как я, в нашей армии служить будет некому, бабы рожать детей перестанут!”… Это — 1945 год. А в 1975 году Генеральный секретарь ЦК КПСС Брежнев ликовал перед французским журналистом, что в республиках СССР большой прирост населения, забыв о русском народе.

Мы, слушатели Высших Литературных Курсов и студенты Литературного Института в 1963 году на одном из партсобраний гневно выразили беспокойство по поводу убывания русского и коренных народов России, и мгновенно зачислили нас райкомовцы в антисоветчики. Демократы 16 лет подражали пустоголовому ликованию Брежнева, а русский народ уходит и уходит…

 

Куда б меня судьба ни уносила,

Я ни вблизи не понял, ни вдали,

Какая воля и какая сила

Нас убирает медленно с земли.

 

Сергеич, родной, в моем Зилаирском районе 70 хуторов уничтожено, а их молодцы, кавалеристы генерала Белова, лежат под Москвой.

А может, Ленина-то Троцким подменили, а Льва Бронштейна вытурили в зарубежье под топор? А родного Ильича в памятниках растворили. И кто в Мавзолее лежит?.. Свердлов и Троцкий виноваты? А ты — паинька?..

Вдруг и ты, Сергеич, не Владимир Бушин, а последний пассажир из немецкого запломбированного вагона? Холоп, обучающий героев.

Страшно мне по моей России шагать. Шагну, а навстречу скворцы черные: “Мы прилетели, а хутора твоего нету. Седой ковыль, ветхий и чужой, шелестит и шелестит под скалами. И — ни одного дома на хуторе. И хутора мы не нашли!” А хутор — Ивашла. Шла ива. Зеленая. Кудрявая. Русская.

Страшно мне по моей бурьянной пропавшей улице шагать. Шагну, а навстречу, кажется, бредет бабушка Дарья: “Милай, ты много ездил по свету, а не попались ли тибе на глаза могилки сыновей моих, Андрюши и Васи, Пети и Саши? Они рядом с отцом не фронт уехали. Слышала я — на Дуге Курской полягли. Не попались тибе на глаза нигде ихние могилки-то, а?”

 

О, но ведь это — тени:

Тень хутора моего на Урале,

Тень бабушки Дарьи,

Тени сыновей ее,

Тень отца их, мужа верного ее,

Вместе

с сыновьями,

шагнувшего

В багряное зарево гордой смерти,

Дабы жила и рожала детей Россия!

 

Читаю Николая Коняева. Вспоминаю шестидесятые годы. Пророческий совет Александра Байгушева: “Никогда не показывай свои русские стихи Бушину — марксистский стукач!”…

Хапуга и стукач – Арсений Ларионов. Каждый из нас обязан их восславлять… Но как только я наступил ботинком на их вздувшиеся от похвал пупки, на меня они вытряхнули мешки доносов: и цэрэушник – я, и сионист – я, и фашист – я, и башкир –я, и есрей – я, кагэбист – я.

Начали травить моих мать и отца, мертвых, давно похороненных в Челябинске. Русских, благородных стариков, глубоко уважаемых соседями и моими друзьями. Принялись рассылать кляузы на меня моим сестрам. Давай отбирать у меня Шолоховскую премию, ложно подписывая решение именами людей, не имеющих к ним, стукачам, никакого отношения…

За мою отважную позицию в жизни и в творчестве, за мою неколебимую русскость, братскую распахнутость к национальным поэтам, Господи, меня и арестовывали, допрашивали по шесть часов сразу, судили на Комитете Партийного контроля, снимали с ложности, выселяли семью из квартиры, пытались исключить из КПСС, много лет не выпускали за границу, запретили на тринадцать лет мою поэму “Бессмертный маршал”, о Жукове.

Но — выжил. За поэму присудили Государственную премию РСФСР им. А. М. Горького. За границу понравилось мое русское поведение в ЦК КПСС, чуть ли не выталкивали метя, особенно — в арабские страны, воюющие с Израилем. Палестинцы обнимали меня. Плакали над моими русскими стихами. Переводили их на свой язык и кричали:

— Валентино палестино!

— Валентино русс, русс!

— Валентино брат, брат!

— Валентино береги, Бог, Бог!

И я утирал слезы. И я плакал. И мне казалось — я палестинец… Да и теперь иногда кажется мне — я палестинец!.. Но спасибо Иисусу Христу…

Дома, в России, люди, слушая меня, стихи мои, часто удивляются беззащитной правде моей. Аплодируют. Шлют благодарные отзывы. А недавно, на творческом вечере известного поэта Евгения Нефедова, за чаепитием уже, встал человек, не знакомый мне, и прочитал стихи о Валентине Сорокине.

Стихи потрясли меня искренностью. Стихи потрясли меня болью за Россию, почти рыданием за землю русскую. Автор стихотворения, поэт Жанн Зинченко, взял мои строки эпиграфом, а одну — закавычил в тексте собственном. Я так разволновался. Так застонало мое сердце. Господи, ведь это же слезы мои, горе мое возвращается ко мне святым благодарением!..

 

Спасибо тебе, Жанн Зинченко,

спасибо тебе, горькая доля поэта,

спасибо тебе, слово русское,

спасибо тебе, Россия багрянокрылая наша!

 

ВАЛЕНТИНУ СОРОКИНУ

“Что ни день, моя дорога уже,

Облака над нею злей и злей,

Никому я, кажется, не нужен,

Только холм зовёт, как мавзолей”

Валентин Сорокин

 

У всея Руси дорога уже,

И враги её всё злей и злей…

Валентин Сорокин, ей ты нужен,

Чтобы жизнь Руси была светлей!

 

Хоть сегодня путь Руси завьюжен,

Но другого нет для нас пути…

Валентин Сорокин, нам ты нужен —

Стих твой помогает нам идти!

 

Всё равно, мы верим, — всех предавших

На дубах Россия разорвёт…

За солдат, безвинно жизнь отдавших,

За детей бездомных будет счёт…

 

А народ давно с тобою дружен —

В ЦДЛ ведь ныне полон зал…

Валентин Сорокин, им ты нужен —

Ты ещё в стихах не всё сказал…

 

Зов души твоей народ наш слышит,

И воспрянет духом — ведь беда!

Будет сметена с бандитской “крышей”

“Новая грабёжная  орда”!

 

Мы с тобой ещё Руси послужим —

Не за долг, а Родину любя;

Ты стране, Сорокин, очень нужен —

Правды строй слабее без тебя!

 

г. Москва, ЦДЛ, 29 ноября 2006 г.

 

2006

 

Copyright © 2024. Валентин Васильевич СОРОКИН. Все права защищены. При перепечатке материалов ссылка на сайт www.vsorokin.ru обязательна.